Читать «Третья истина» онлайн - страница 357

Илларион Ипполитович пригладил несколько раз волосы:

— Голубчик, но Толстой меньше всего буржуазный. Если уж на то пошло, аристократ по происхождению и глубоко народный по сути.

Борька пренебрежительно махнул рукой:

— Аристократ — еще того похуже. Самые паразиты и были. В квадрате.

Учитель снял пенсне и, размахивая им, заговорил о Толстом. Он рассказывал, как гнало его правительство, как предали анафеме церковники, как относился Толстой к народу, но все зря. Его не слушали, вернее, не слышали. Фактически это было продолжение шалости, но, неожиданно, оно переросло в настоящий бунт. Был выкинут лозунг: «Буржуйскую литературу — на помойку истории!». Его нелепость легко мог бы понять каждый из ребят по отдельности, но их охватила буйная упертость толпы. Орали все, и запойный читака Валерка Гладков — староста, и всегда ответственно учащий все «от и до» Сережа Мацко — член школьного совета… Учитель явно растерялся и занервничал. Оттого усугубил дело. У него вырвалось:

— В гимназии была, по крайней мере, дисциплина, а с вашим самоуправлением пришла безалаберщина, развал. Я даже не знаю своих полномочий. Вынужден молчать и наблюдать, как вы тут беснуетесь, — он потеребил свою бородку.

Класс ответил ему возмущенным воплем:

— Старых порядков захотел? Долой! Топай отсюда!!!

Стелла, покачиваясь, повторяла: «Мы хотим читать про нас, про нас, про нас!» Гаврилова демонстративно руками и зубами рвала учебник в клочки. Один учебник на пятерых!

Саша не поддавалась общему психозу с прошлого урока — ей не было смешно. Она бесстрастно взирала на бенефис Гавриловой перед Исааком Львовичем, молча ужаснулась словам о литературе, пожалела в душе о неудачной реплике Иллариона Ипполитовича. Но когда она увидела разлетающиеся страницы книг — учебников, томика Толстого, кровь бросилась ей в голову. Она обязана была защитить их с Виконтом святыню — книгу. «Ты в ее власти, она в твоей…» Но не в безумной же! Саша вскочила и дала волю зазвеневшему голосу, снижая его по мере того, как в классе наступала удивленная тишина.

— Разве мы варвары? Настоящие люди замерзают от холода, но не жгут книг! Рвать? Уничтожать? Доблесть, какая! Только это невозможно уничтожить. Свои собственные души искалечить — это да, это получится! Те, кто писал о сиюминутном, — давно забылись. Но то, что превращается в эти минуты в клочки… это — непреходящая ценность! Получить такое наследие и пренебречь? Не стараться дотянуться и понять, а вот так, завладеть и разорвать?? Великие о людях писали. Значит, и о нас, если мы смеем называть себя людьми. В «Интернационале» говорится: «отречемся от старого мира!». Так ведь от старого, а не от всего мира! Вы знаете, что хотим мы этого или не хотим, мы говорим на языке, созданном Пушкиным? Отречемся и от этого, он ведь не пролетарий? Отречемся? Так давайте сразу — в пещеры, к первобытным дикарям!

Класс оторопел и… отрезвел. Вышел Сережка, долго говорил, правильно говорил, о том, что дисциплина нужна везде — она вовсе не признак старого режима, что они должны овладевать культурными ценностями… Говорили и другие. Юля среди них. Под конец вылез откуда-то староста — Валерий и произнес смущенное извинение Иллариону Ипполитовичу от имени класса. И все его поддержали.