Читать «Третья истина» онлайн - страница 142

Лулу виновато взглянула: распахнутая бекеша надета прямо на рубашку, соперничающую цветом со снегом вокруг, голова непокрыта, но лицо свежее, как будто никто и не будил его в ужасную рань. Чтобы что-то спросить, пока не придумала другого, она сказала:

— А почему Рекс на меня прыгает от радости, а на вас нет?

— Потому что позволяешь. Что за непочтительная радость?

С почтительной радостью было плохо не только у Рекса, и Лулу опустила голову, а Виконт, как ни в чем не бывало, продолжал:

— Хорошо, что я глянул в окно. Мы же что-то искали в саду вчера. Нашли?

Повинуясь ходу своих мыслей, Лулу спросила:

— А если бы я жила просто, без каких-то скандалов, вам бы больше нравилось со мной говорить? Вы бы меня не ругали?

— Ругал? Ты имеешь в виду мое утреннее ворчание? Я шутил!

— Сначала шутили, а после прочтения письма стали ко мне плохо относиться. И за столом даже не посмотрели! — Лулу готова была заплакать, вдруг поняв, что ничего важнее в мире, чем его отношение, для нее нет.

— Ты как-то болезненно все воспринимаешь, — он повернулся к собаке. — Рекс! Хватит, набегался! Домой!. — Собака трусцой припустила к дому.

— А вечером я уезжаю….

— Все. Довольно об этом. Категорически. Тем более, не будем терять время. Пошли, поищем вчерашнюю потерю еще. Что это было?

— Снежная баба… Виконт! — она остановилась и, волнуясь, посмотрела на него. — Можно, я вам стихотворение расскажу? Только оно такое… взрослое…

Виконт засмеялся:

— С удовольствием послушаю! Давай, найдем подходящее случаю место.

В глубине сада он прислонился к дереву и кивнул Лулу:

— Я готов. А кто автор?

— Пушкин.

— О! Со «взрослыми» стихами Пушкина надо быть поосторожнее. Давай, попробуем, если остановлю — слушайся.

Лулу, не поднимая глаз, справляясь со смущением, начала произносить слова, поразившие ее своей красотой, непонятностью и созвучностью чему-то таящемуся глубоко-глубоко в душе. Обнаружив по приезде пустую комнату в мезонине, она стала искать в доме хоть что-то, напоминающее об ее хозяине. В руки попался томик, тот самый, черный с золотым тиснением, когда-то успокоивший ее и охранивший от неприятностей. И томик ответил на ее признательность, открывшись на изумительных строках:

— Храни меня, мой талисман, Храни меня во дни гоненья, Во дни раскаянья, волненья: Ты в день печали был мне дан.

Не зная, что такое талисман ни по-русски, ни по-французски, Лулу вкладывала в это слово смысл высшей защиты, любви, заботы. Всего, что так остро переживала, что обрела совсем недавно, всего полтора года назад. И сейчас, произнося чудодейственные слова, она чувствовала, как держит ее на поверхности волнующегося океана, отводит сверкающие молнии чья-то сильная рука.

— Когда подымет океан Вокруг меня валы ревучи, Когда грозою грянут тучи, Храни меня, мой талисман.

А «уединенье чуждых стран»? Разве она его не знает? Разве не в ее беспросветное одиночество вторгалась, спасая, чья-то добрая и могущественная воля? Храни меня, мой талисман…