Читать «Раб и Царь» онлайн - страница 145

– А ты сам с ним разговаривал?

– Нет.

– Ну и правильно, что боишься.

– Почему это я боюсь? – обиделся прапорщик.

– Да ладно тебе… Передо мной-то не надо хорохориться. Я же тебя насквозь вижу.

– Чего ты там видеть можешь? Ничего я его не боюсь.

– То-то ты такой взвинченный пришёл, и за бутылку сразу.

– Никакой и не взвинченный. Просто выпить захотел.

– Да если бы ты в нормальном состоянии бутылку водки заглотил, тебя бы давно врачи откачивали бы, а у тебя ни в одном глазу.

– Слушай, и вправду, я же целую бутылку оприходовал!

– Вот и я говорю, не связывайся ты с ним.

– Да с чего ты взяла, что это из-за него? Просто водка левая какая-то попалась.

– То-то вы с шурином на прошлой неделе этой левой нализались, не знали, как и успокоить. – Жена внимательно посмотрела на мужа. – С левой бы у тебя голова болела бы. У тебя голова болит?

– Нет.

– Так вот, ложись спать. Пусть теперь у твоего полковника голова болит.

Стоило только прапорщику коснуться головой подушки, как все проблемы перестали существовать. Не было ни полковников, ни царей. Не было вообще ничего. Был только сон без сновидений. Сон, который может быть только после выпитой бутылки водки.

Ему бы послушаться жену, проснуться утром, выпить рассольчика, навернуть тарелочку кислых щей, да и отправиться бы на службу выполнять приказ полковника, так ведь нет. Уже не Царь, а жена, как оскомина, застряла у него в зубах. Какой же он мужик, если советы бабы слушать будет? А это её: «Ну и правильно, что боишься!». Это уж ни в какие ворота не лезет! Это кто боится? Он? Кого? Какого-то вонючего зэка? Да он таких зубров обламывал! Да что там, зубры? Воры в законе перед ним на цирлах ходили. А тут, мальчишка сопливый. Тут не просто поговорить с ним надо, а поговорить с пристрастием, поговорить так, чтобы этот Царь кровью харкал, чтобы в ногах валялся, вот как поговорить надо. Это уже не простое любопытство, здесь принцип. Тут уж или пан, или пропал.

После этого случая жизнь прапорщика каким-то странным образом изменилась. От того спокойного, размеренного и полностью предсказуемого состояния, в котором он находился последние несколько лет, не осталось и следа. Вроде бы всё шло, как всегда, но что-то новое, неспокойное, постоянно теперь раздражало его. Где бы он ни находился, что бы ни делал, мысли его непременно вертелись вокруг Царя. Ноги сами, помимо воли, каким-то образом, приносили его к заключённому. И когда прапорщик пытался объяснить себе, зачем он здесь, и кто его сюда послал, то никаких объяснений в голову не приходило. Он заходил в камеру, садился на табуретку и просто смотрел на Царя. При этом то внутреннее состояние, которое не давало ему покоя ни днем, ни ночью, вдруг исчезало куда-то. Духовное равновесие, или, точнее сказать, – гармония, овладевала им, и он, поглощённый этой сладостной пучиной, сидел и не только не мог, но и не хотел возвращаться в этот мир с его вечными интригами, с суетой, которая ровным счётом ничего не решала, а если что и приносила, так только вред. Он готов был сидеть в камере Царя вечно, но где-то далеко внутри его остатки сознания делали своё чёрное дело. Они выводили прапорщика из транса и возвращали его в реальный мир. Он вставал и, понурив голову, молча выходил из камеры. Стоило лязгнуть замку железной двери, как прапорщик вновь оказывался в этом привычном, злом, становившимся с каждым разом всё противнее и противнее мире. Раздражение, которое мучило прапорщика в последнее время, становилось ещё больше, а сознание, как у всякого русского человека, задавало только один вопрос: «Кто виноват? Кто нарушил эту комфортную, привычную жизнь? Кто гложет его душу и днём и ночью? А самое главное – зачем?». Ответ напрашивался только один – Царь. Это всё он. Это всё из-за него. Всё тело прапорщика начинало трястись от злости, Он придумывал всевозможные каверзы, которыми можно будет раздавить, уничтожить своего обидчика. И он уже не шёл, а бежал в камеру, чтобы сразиться с противником: входил, садился на табуретку напротив Царя, и всё повторялось сначала.