Читать «Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь» онлайн - страница 9

Дело в том, что Александр I вовсе не принадлежал к безоговорочным сторонникам восстановления власти Бурбонов: он был готов одобрить регентство Марии-Луизы при малолетнем Римском короле. Однако брошюра Шатобриана оказалась для русского царя весомым аргументом в защиту легитимной монархии. Сам Людовик XVIII неоднократно повторял, что эта брошюра «принесла ему больше пользы, чем стотысячная армия».

Разумеется, в Париже у Наполеона были не только противники, но и сторонники, и под началом императора оставалась вполне боеспособная армия. И все же 6 апреля 1814 года в замке Фонтенбло Наполеон подписал отречение от престола в пользу своего сына; император хотел избежать уличных боев в столице. Между тем еще до этого, 2 апреля, Сенат под председательством Талейрана отрешил Наполеона от престола, а четырьмя днями позже принял решение о возвращении короны «Людовику-Станисласу-Ксавье, брату последнего короля». Своим решением Сенат желал подчеркнуть, что король получает власть не в силу наследственных прав Бурбонов, но потому, что такова воля представителей французской нации, с которой ему предстоит заключить конституционный договор.

В 1814 году католическая и православная Пасха пришлись на один и тот же день – 10 апреля; по этому случаю на площади Людовика XV было устроено торжественное богослужение. Его инициаторы стремились к очищению страшного места, где во время Революции казнили стольких людей (в том числе короля Людовика XVI), а кроме того, желали возблагодарить Бога за победу объединившейся Европы над «корсиканским чудовищем». И.С. Жиркевич вспоминает:

«В Светлое Христово воскресенье 1814 года воздвигнут был амвон в несколько ступенек, и на нем был поставлен налой для Евангелия и стол для прочей принадлежности к водосвятию. Я в это время стоял на террасе Тюльерийского сада, противу самого амвона, в числе зрителей. Прежде всего, государь с прусским королем объехали линию войск, расположенную около сада и по смежным улицам, а потом войска стянулись в колонны и построились в каре, на площади. <…> Середина площади, на большое пространство, оставалась свободной, но шагах в 100 от амвона расположена была цепью французская национальная гвардия. Когда войска построились и стали на предназначенные им места, государь и прусский король одни взошли на амвон, а свита их осталась в довольно почтительном отдалении. <…> Никогда не забуду этих величественных и истинно драгоценных для русского сердца минут! Благословение так было сильно для своих и для чужих, что на террасе Тюльерийского сада, где я стоял, удаленный почти на 200 сажен от амвона, не только было слышно пение певчих, но каждый возглас дьякона или священника доходил до нас. Пока происходило передвижение войск, меня осыпали расспросами, чтобы я указал государя, великого князя, главнокомандующих и других значительных лиц, но началась служба, все смолкло и все присутствующие, а их была несметная толпа, обратились в слух. Когда же гвардии русская, прусская и с ними вместе стоящая близ амвона национальная гвардия преклонили колена, то весь народ бросился тоже на колена, вслух читал молитвы и многие утирали слезы. Необыкновенную картину представляла кавалерия, на лошадях, с опущенными саблями и обнаженными головами. Государь и прусский король все время, без свиты, вдвоем, с одними певчими, сопровождали священника, когда он проходил по рядам войск и кропил их святой водой; наконец пушечные выстрелы возвестили об окончании этой необыкновенной церемонии, дотоле невиданной парижанами».