Читать «Двенадцать поленьев» онлайн - страница 9
Николай Федорович Григорьев
А меня несут на руках в госпиталь.
Рядом в одном сапоге ковыляет матрос.
И от всего этого хотелось зареветь.
КАК СТУЧАЛИ ВЕСЁЛЫЕ КУЗНЕЦЫ
Доктор сказал, что лежать мне не меньше месяца.
Тридцать дней в тылу! Сюда даже гул стрельбы не долетает: петухи кукарекают, гуси гогочут.
Маялся я, маялся, ворочаясь на койке... Вдруг ко мне посетитель в белом халате. И кто бы вы думали? Наш командир бронепоезда! Рассказал он мне про все новости на бронепоезде.
Потом улыбнулся — непонятно чему. И раскрывает пригоршню.
Гляжу — на ладони красный лоскут распускается в виде розы. А посредине — часы. Пузатенькие, на длинной цепочке — ну, загляденье, до чего хороши!
— Нравятся? — спрашивает.
Я головой киваю.
— Потрогать хочешь?
Приподнял я часы, подержал в руке.
— С обновкой, — говорю, — вас, товарищ командир!
И нацеливаюсь положить часы обратно, в их красное гнёздышко.
А командир:
— Не торопись, Петя, класть, разгляди получше.
И замечаю я надпись на обратной крышке. Мелкими буковками вырезано:
Это было так неожиданно, что я чуть не выронил часы.
— Нет, нет, — бормочу, — мне не за что. Не возьму!
Тороплюсь объяснить, что награда неправильная. И про верёвочку сказал, которую не мог завязать. И про то, что матрос из-за меня в одном сапоге остался. И про бронепоезд. Враг-то от нас ускользнул. Какая же это храбрость? Какая умелость?
Командир выслушал меня и говорит:
— А теперь я скажу, а ты послушай. Товарищ Агашин! — Говоря это, командир встал. — Рискуя жизнью, вы уничтожили вражеский паровоз-торпеду. Родной наш бронепоезд «Красный воин» благодарен вам. Примите заслуженную награду.
Взволнованный, я принял часы обеими руками.
— Служу Советскому народу!
Командир ушёл, а я зарылся головой в подушку и приложил к уху часики.
А там внутри: «Тик-так, тик-так, тик-так...»
Будто весёлые кузнецы по наковаленке названивают.
КАК КРЕПНЕТ ДРУЖБА
Наконец-то меня выписали из госпиталя!
На бронепоезде встретили как родного. Ребята обнимают, руку жмут. Поздравляют с наградой.
Дорофеич, увидев меня, зашевелил усами, заулыбался:
— Ну-ка, Петруша, покажись!
Он ощупал мои руки, плечи, шутя дал подзатыльника, от которого я закачался.
— Эге, — говорит, — да ты совсем ослаб, лёжа в госпитале! Ну, не беда: теперь я поваром — ребята выбрали. Так что готовься съедать двойную порцию!
А вот и матрос.
Мы кинулись друг к другу.
— Люлько!
— Петро!
Обнялись, поцеловались и снова обнялись.
— Люлько, — спрашиваю, — ну, как же твоё здоровье? Поправился после взрыва?
Матрос заломил бескозырку и подмигнул:
— А что мне, морскому волку? Я и в море тонул и в огне горел. От меня, браток, и пуля отскочит, и штык об меня поломается. Здоров!
А помнишь Оксану? — спросил Люлько. — Ну, девчонка, что хотела в речке утопиться? Теперь она санитаркой, да поглядел бы, как она ловко раненых перевязывает.
Я обрадовался.
«Нашлась! Удрала-таки от своего лавочника. Вот молодец! Ну, ей у нас будет хорошо в Красной Армии».
