Читать «Я, депортированный гомосексуалист...» онлайн - страница 66

Отвергнутый компартией, я понял, что политические выступления организуются там, где есть отверженные и меньшинства. Мне понравилась ассоциация «SOS Расизм». Я разузнал о ней, походил на их собрания. Одним из основателей этой ассоциации был внук знаменитого в Тулузе бойца Сопротивления. Мне нравилась эта бунтующая молодежь, в ней не было презрения к меньшинствам, ее не удовлетворяло прозябание в грязных пригородах, и она не поддавалась соблазну наркомании, для которой ее жизнь предоставляла столько возможностей.

Однажды на собрании в зале организации «SOS Расизм» я в конце концов встал и рассказал обо всем пережитом при нацизме, рассказал и о моей депортации за гомосексуальность. Не преминул и отметить вероломство истории, стирающей все, что она не хочет официально признавать. Взволнованный и усталый, я сел на свое место. Все аплодировали мне. Было решено, что я поеду в Эльзас. Поездка была спланирована и оплачена Партией социалистов области Верхняя Гаронна.

И поездка из Тулузы в Эльзас состоялась 9 апреля 1989 года. Нас разместили в замке Селестат, переделанном в здание гостиничного типа для приезжающей молодежи; он стоял в окружении большого и великолепного парка. В страсбургском отеле угостили аперитивом как дорогих гостей. Я воспользовался этой возможностью, чтобы передать свое досье госпоже мэру. Потом к нам пришли европейские парламентарии, избранники народа, объяснившие нам задачи своих партий и работу их зала заседаний. И наконец — поездка еще на несколько дюжин километров к западу от Страсбурга, в эльзасские лагеря, побывавшие под нацистской оккупацией, в том числе в лагерь Ширмека и Штрутгоф.

Ничего я так и не смог рассказать в тот день 11 апреля 1989 года в Ширмеке: здесь больше не было ни бараков, ни колючей проволоки, ни сторожевых вышек, ни виселицы. Все это разрушили. Землю, на которой раньше располагался концентрационный лагерь, теперь занимали очаровательные цветущие виллочки, счастливые избранницы городского конкурса по улучшению земельного хозяйства. Мне на любую из них даже взглянуть было невмоготу. Не осталось ничего, кроме железного портала у входа в лагерь, «украшавшего» теперь подъезд мэрии. На ребре здания была табличка, напоминавшая о нацистской бойне. У вокзального выхода воздвигли памятник, изображавший заключенного, которого схватила собака; чуть поодаль его догонял конвой. Это чтобы освежить память у тех, кто ее потерял.

Реальность всего, что произошло в этих местах, была лицемерно превращена в мемориальные таблички и символические скульптуры, и это при том, что память об этом закрытом мире еще часто тревожит нас всех. Что до «зала празднеств», этой пародии на оперный театр, в котором Карл Бук горланил свои витиеватые и полные ненависти выступления, то его недавно разрушили до основания. Зачем? Ведь его тоже следовало бы сохранить для исторической памяти, ибо никто из тех, кому довелось слышать этот голос, не забудут зала, по которому он разносился, в аккурат над пыточными камерами. А кого сегодня возмущает, что Карл Бук, сбежавший на своем черном тягаче от войск Леклерка, смог после нескольких показушных процессов прожить еще двадцать два года тихим стариком в своем шикарном имении в Рудесберге, скончавшись в июне 1977 года восьмидесяти лет от роду?