Читать «Я, депортированный гомосексуалист...» онлайн - страница 52

Пьер Зеель

Она была дочерью испанского эмигранта, бежавшего во Францию; атеист и анархист, в своей стране он был приговорен к смерти. А его дочь все юные годы терпела разные унижения от одноклассников. Как-то раз, когда учительница назвала ее «грязной испанкой», она швырнула ей в лицо чернильницу, после чего школьная администрация наказала ее за нарушение дисциплины. Но она блестяще успевала, и поэтому ее не исключили. Потом она стала изучать право. Что до ее отца, человека неукротимого темперамента и совершенно бесхитростного, то на смертном одре он заставил всех своих детей поклясться, что нога их не ступит на испанскую землю, пока страной правит Франко.

Мы еще ни разу не обнялись и обращались друг к другу только на «вы». В тот вечер, когда я им представился, я переночевал у своей парижской крестной матери. На следующий день вернулся в Мюлуз. В пути я с удивлением думал о том, что будущее снова открывалось передо мной и жизнь еще может измениться. Грядущее перестало быть мрачной тайной.

События разворачивались все быстрее. Обручение прошло у моей крестной. И вот 21 августа 1950 года в мэрии Мюлуза мой брат, помощник мэра, оформил гражданское заключение брака. Потом мы поехали к нотариусу. Все требовалось сделать побыстрее, ибо моей невесте, работавшей секретарем в Академии, пришлось хлопотать, чтобы за осень ее успели перевести в Мюлуз. Это произошло месяцем позже, 30 сентября, когда брак был уже заключен в Сент-Уэне, в церкви Нотр-Дам-де-Розер.

Все прошло гладко. Ну почему мы остались в Мюлузе? А тем более — в отчем доме? Оглядываясь на прошлое, думаю, что именно это и было самой большой ошибкой. Ибо я не только ни на йоту не отдалился от своего детства, но мы даже спали на той кровати, где умерла мама. Сегодня я убежден, что должен был создавать семейный очаг и строить нашу совместную жизнь далеко от Эльзаса. Может быть, так я сумел бы сделать свою жену счастливее.

Мои братья часто приглашали нас на большие званые вечера. Завлекали и на балы. Я обратил внимание, что мою супругу особенно раздражает эльзасский диалект. А все говорили как раз на нем, чтобы подчеркнуть обретенную свободу и национальную идентичность после запрещающих законов, изданных нацистами, но мою жену это все больше отдаляло от окружающих, лишний раз напоминая ей, что она не из этих мест. По-французски говорили в основном интеллектуалы, буржуа, священники и врачи. Мэрия Мюлуза понимала опасность этого языкового раздвоения. Она предприняла целую кампанию, развесив по городу афиши с лозунгом: «Говорить по-французски — признак шика!» Но Эльзас упрямился. И тогда, просто ради удовольствия слышать французскую речь, чтобы на несколько деньков позабыть, что и в трамвае, и в магазинах, и на улицах нас легко могли унизить, мы уезжали на несколько деньков в Бельфор. Мы предпочитали отдаляться, быть в атмосфере более интимной, в узком кругу друзей и родни.