Читать «Прорывные экономики. В поисках следующего экономического чуда» онлайн - страница 29

Мне трудно понять, почему глобальные рынки по-прежнему убеждены, что китайские лидеры будут продолжать обеспечивать двузначные темпы роста экономики, если они сами вполне четко дали понять, что стране необходимо снизить расходы и объемы кредитования, до сих пор обеспечивавшие этот рост. Поговорите с руководителем любой китайской компании или крупным инвестором и убедитесь, что они вовсе не разделяют оптимизма сторонних наблюдателей, упрямо не желающих видеть в экономике их страны какие-либо недостатки.

Конец династии Дэна

С тех пор как Дэн Сяопин возвел прагматизм в ранг главной идеологии нации, Китай больше, чем многие другие страны мира, был готов открыто признавать и бороться с недостатками своей экономики. Однако идеи, на которые вдохновил нацию Дэн, сегодня начали терять свою силу. Очень немногие государства обладали достаточной волей, чтобы проводить реформы на протяжении многих десятилетий, и Китай, пожалуй, единственная страна, в которой реформы следовали по предсказуемому циклу, в жесткой привязке к собраниям Национального конгресса Коммунистической партии Китая, на которых принимается пятилетний план экономического развития страны. Начиная с 1977 года, когда состоялся первый Национальный конгресс, которому пришлось разрабатывать планы преодоления хаоса и катастрофических последствий социальных экспериментов Мао, каждый очередной съезд предлагал новую агрессивную идею реформации, и правительству Китая практически всегда удавалось воплощать ее в жизнь.

Трудно сказать, почему Китай оказался в состоянии так долго поддерживать этот мощный импульс. Одно из предлагаемых нам объяснений состоит в том, что, поскольку коммунизм как идеология утратил свою вдохновляющую силу, сегодня легитимность правящей партии Китая определяется прежде всего ее способностью обеспечить успех экономических реформ и экономический рост страны. Но ведь многие другие идеологически обанкротившиеся режимы – как наиболее свежие примеры назову Тунис и Египет – оказались не в состоянии провести нужные реформы. Другое объяснение базируется на несравненном стремлении китайцев возродить былую славу своего великого имперского прошлого. Однако найдется немало стран с не менее славным и великим прошлым, например Греция или Аргентина, которые, однако, никогда не выражали такого желания.

Впрочем, каковы бы ни были причины, факт остается фактом: несмотря на высокие риски, лидеры Китая проводили экономические реформы целенаправленно и с непоколебимой верой в их необходимость. И эти реформы с каждым разом все больше расширяли власть и свободы именно тех групп населения и регионов – крестьян и провинций, – которые в прошлом считались источником наибольшей угрозы для китайской политико-экономической системы.

Ослабление контроля потребовало от лидеров страны немалого мужества и силы воли, и первым, кто показал пример нужного поведения, был Дэн Сяопин. На Конгрессе 1977 года он занял место Мао и за два последующих года предоставил сельским домохозяйствам право обрабатывать свои наделы и оставлять прибыль себе, что привело к резкому повышению производительности труда и уровня доходов крестьян. Он также позволил фермерам продавать свою продукцию на городских рынках, открыв лазейку в жесткой системе китайской прописки, известной под названием хукоу, не позволявшей крестьянам вести деятельность за пределами официального места жительства. Хукоу существует и сегодня, по-прежнему низводя городских мигрантов до статуса граждан второго сорта, ибо в большинстве крупных городов без этой прописки человек не имеет доступа к коммунальным услугам. Однако теперь правила стали значительно менее жесткими; по крайней мере, разрешена миграция, что в корне изменило ситуацию в Китае. И, следует признать, для страны с долгой историей крестьянских бунтов и восстаний предоставление этой категории населения столь большой свободы передвижения было со стороны высшего руководства действительно очень смелым шагом.