Читать «Невозможность путешествий» онлайн - страница 40

Дмитрий Владимирович Бавильский

Я помню все С первого дня…

Но так как дикция у него была невнятная, то вторая строчка звучала как «сперма-мотня», о чем, гогоча, мы ему и сообщили. Гаврилов не обиделся, а записал нас в свой фан-клуб. В тот вечер он был в ударе. И я тоже был в ударе, и Макарова. Мы шутили, подкалывали друг друга, много смеялись, говорили о жизни и о литературе, находя схожесть вкусов и взглядов великую. Прямо скажем, не случалось еще в моей недолгой жизни такого поразительного совпадения с другими людьми, словно бы пазл собрался, и вдруг, во весь рост, встала картина невероятной силы и красоты.

Разве я мог не остаться после этого? Ну, мы и задружили. А потом однажды я пришел не вовремя, а они спят на полу, постелив матрацы и одеяла, так как кровати в общежитии узкие, двоим не поместиться.

Помню, как в глазах потемнело, ибо не ждал я от близких такой подлости, такого коварства. Ведь я-то думал… А они… Шутка ли дело — первое в твоей жизни предательство, под самый под дых, можно сказать, удар. Короче, изменившимся лицом я бежал к пруду. За мной неслась Макарова. Уже не в красных сапожках из ансамбля «Березка» и не в фуфайке, а в стильном пальто с большими деревянными пуговицами.

Но я был безутешен и непреклонен, дружба врозь, никаких компромиссов, или он или я. Разумеется, не я… Что ж, тогда катись колбаской по Малой Спасской.

Макарова и покатилась.

А через некоторое время Гаврилов пропал. Он и раньше пропадал время от времени. Чаще всего под предлогом записи нового альбома группы «Желе», а то и вовсе без повода. Запойный был, молодой да ранний. Запойный и депрессивный, с покалеченным детством (родители актеры, что с них взять?) и оголенными нервами.

Вот Макарова и позвала меня к себе. Водку пить.

Пили мы ее долго. Несколько дней. Пока деньги не закончились. А потом, в какой-то из дней, стипендию дали. Сорок рублей. Прямо в общаге (староста жил этажом ниже). К тому времени я окончательно перебрался в общежитие. Родители переносили разлуку молча. Стоически. Общага тем и хороша, что народу в ней много и через одного все сплошь хорошие люди. Так что сегодня с одногруппником Муриным выпиваем, а завтра с Катькой-лесбиянкой, живущей этажом ниже. А послезавтра еще с кем-то. Весело и сытно — сковородку картошки нажаришь и вперед, заре навстречу.

Накануне мы никого не звали и ни к кому не ходили. Придумали двух персонажей — «фанкабобу» и «даведь». Тогда только-только появились книжки Кортасара про фамов и хронопов, вот и мы двигались в том же направлении. Реальные люди превращались в танцующие антропоморфные существа. Фанкабоба произошла от «фанатки Боба» (Гребенщикова) и поначалу была развязной девицей, по поводу и без повода говорившей «Да ведь?» Постепенно «Даведь» превратилась в отдельного персонажа со своим несговорчивым и упрямым характером.

Мы сидели, выпивали, придумывали истории про даведей и фанкабоб, смеялись как умалишенные до икоты, и долго не могли успокоиться, когда уже спать легли. Ночью я встал в туалет, Макарова увязалась за мной, села на кафельный пол, закурила, и истории про даведей и фанкабоб потекли с новой силой. Неожиданно попер полупьяный креатив, мы не могли остановиться, перебивали друг друга, махали руками, изображая некоторых даведей с таким азартом, что перебудили пол-этажа.