Читать «Тротиловый звон» онлайн - страница 7

«Есть свобода суицида…»

Есть свобода суицида,

Близкой вечности завет.

Если я на волю выйду,

Я увижу яркий свет.

Воля – тонкая граница,

За которой сон исчез.

Только желтая страница

Да извилистый разрез.

Только шелест яблонь спелых

Ощутимее стократ.

Облаков молочно-белых

Выше перистый парад.

«Время – щелчок и готово…»

Время – щелчок и готово,

Только кивнул головой.

Вместо того, обжитого,

Мир совершенно не твой.

Вряд ли себя распознаешь

В скучном, почти пожилом.

Так для чего вспоминаешь,

Сидя за черным столом?

«Год или неделю…»

Год или неделю

Скучный праздник длится.

От его похмелья

Тянет застрелиться.

Росписью наскальной

На исходе лет

В пустоте фокальной

Вспыхнет Интернет.

Чтобы варвар новый

Освежился знаньем,

А листок кленовый

Стал воспоминаньем.

Формула, иль случай,

Или все едино

Вечности дремучей

Без Отца и Сына.

«Если дна достигаешь, приходится с этим смириться…»

Если дна достигаешь, приходится с этим смириться.

Ты как будто на Марсе – один абсолютно, и вот,

Не вполне понимая, зачем это дело творится,

Пожелтевшие пальцы кладешь на распухший живот.

Как осенняя слякоть, реальность тебя обступила,

И ты понял внезапно, что все твои чувства – вранье.

А вещественна только твой мир захлестнувшая сила,

Тот практический смысл, что вложило в тебя бытие.

Вся вселенская дурь на твоем поместилась диване.

И пополз по предметам прозрачный и пристальный свет.

В разреженном пространстве, как будто в глубокой нирване,

Наизусть ты читаешь пронзительный Ветхий Завет.

«Осталось, вроде бы, немного…»

Осталось, вроде бы, немного,

И я, наверно, не пойму,

Зачем вела моя дорога

Всегда к страданью моему.

Зачем заботы и тревоги,

И липкий, тошнотворный страх,

И мысли вечные о Боге

У распадающихся в прах.

Я вполз в мое существованье,

Как в черный водосточный люк.

Осуществить мое призванье –

Быть напоровшимся на сук.

«Я написал не так уж много…»

Я написал не так уж много –

То, что успел я наскрести.

Но, как посмотришь, все от Бога,

И душу песней не спасти.

Она себе не ищет дела

В потоке монотонных дней.

И если напрочь оскудела,

К чему печалиться о ней?

«Исчезли дамы, господа…»

Исчезли дамы, господа

И вся красивая эпоха.

Исчезла посредине вздоха

Лихих товарищей орда.

Ислам бессмысленный идет,

Мелькает полумесяц белый.

И мусульманин оголтелый

Тротил за пазуху кладет.

«Время жизни ограничено…»

Время жизни ограничено,

Ты устал от перемен.

Древний страх, как зуботычина,

Метит в клеточный обмен.

В этом грустном увядании

Есть какой-то слабый свет.

Вера в скорое свидание,

Но надежды больше нет.

Ничего ведь не изменится,

Если ты горишь огнем,

И весна садами пенится

Сумасшедшим майским днем.

«Я сплю, раскинув руки…»

Я сплю, раскинув руки,

Без просыпа я сплю,

Видения и звуки

Неясные ловлю.

И в этом больше смысла,

Чем в прежней жизни той,

И простыня повисла,

Сливаясь с темнотой.

Сквозь шум имен и отчеств

Сейчас в меня проник

Загадочных пророчеств

Таинственный язык.

«Каменное чрево Тель-Авива…»

Каменное чрево Тель-Авива

Мусором пропахло и мочой.

Жарко, скучно, тесно, суетливо,

И звезда не теплится свечой.

Здесь творец угрюмый иудейский

В клочковатой рыжей бороде

Говорить велел по-арамейски