Читать «Только ждать и смотреть» онлайн - страница 134

“Я был в прекрасной форме, вот что обидно”. Мсье Киселев забыл свой берет. Вроде утром светило солнце. Как можно довериться осеннему солнцу? Он не хотел возвращаться, потому что у русских это дурная примета, не будет дороги. Набежали тучи. Он шел пешком, потому что не умел водить машину и вообще любил пройтись. Он побывал на нескольких распродажах и был в восторге. Видел милую литографию в бархатной рамке, супружеская пара, XIX век. Муж хмурится – хочет казаться старше, а жена – совсем девочка, с детской пытливостью в глазах. Ах, ей предстоит столько романов в жизни! Можно сочинить для Филиппа целый рассказ. И еще видел старинную хрустальную вазу, очень тяжелую. Хороший тенор заставил бы ее звенеть! Как возьмет свое си… Забава…

Мсье Киселев вышел под дождь и долго не мог поймать такси. Вернулся в гостиницу весь разбитый. Жар, кашель, удушье. Опять пропал голос, в который раз.

В Монреале хорошо жить, но не болеть. Врача невозможно вызвать на дом. Надо ждать рандеву или идти в скорую помощь. Туда больные поступают как письма на почту – непрерывным потоком. Он ходил в скорую помощь и сидел там с высокой температурой несколько дней подряд. Бредил – ему чудился хмурый муж и глазастая жена, которая все просила его спеть. Температура вскоре пошла на убыль, но кашель остался, а врача не нашли. Начало.

Голос появился через пару недель. Не голос даже, а сипенье ржавой трубы. Да, все повторялось. Врач тоже нашелся, через пару недель, и стал задавать знакомые вопросы – а сколько вам лет, мсье Киселев? Как будто человеку положено болеть, раз он постарел. Все было тяжелее и хуже, чем раньше. Не голос, веселье ушло. Начало конца.

Было бы неплохо сменить климат. Уехать на время куда-нибудь на море. Зима въезжала в Монреаль, как армия захватчика. Не устоять. Старички и старушки улетали на юг до самого лета. Их здесь даже называли по-своему – “снежные птицы”. Можно было поехать в деревню под Ниццей, отец приглашал. Деревня теперь стала красивая, богатых больше, чем кур, а коров давно нет, молоко привозят из города. Отец ездит в Ниццу за продуктами раз в две недели, он может брать с собой мсье Киселева, чем не шофер. В Ницце есть театр, кладбище и воскресные базары, все знакомые адреса. Ну вот, самое время.

Филипп впервые расставался с мсье Киселевым надолго. Не было никаких предчувствий. Вышел без берета, простудил горло – разве так начинаются настоящие трагедии? В последний вечер перед отъездом мсье Киселев стал рассказывать Филиппу какую-то историю о девятилетнем мальчике, но не докончил, не захотел или не смог. Он задыхался, когда говорил. Из-за болезни? Из-за страха перед полетом через океан? Филипп не понял, о ком идет речь. Может, это какая-то пьеса, которую он никогда не видел.

“Почему мамочка так кричит, что там солдат с ней делает?…Я бегу, задыхаюсь, прячусь за шкаф… “Не смотри, – кричит мамочка, – не оборачивайся назад!..” “Где мерзавчик, – ревут солдаты и топают сапогами, ищут меня, – лови жиденка! Лови мерзавчика!..” Да что вам надо? Мы завтра выезжаем, нас выпустили… это я открыл дверь, когда стучали… сказали, письмо от отца… отца нет, а я поверил в письмо… до конца надеялся… “Мамочка, мы ведь не евреи, мы православные русские”… “Злые люди когда обзываются, то говорят “жиды”, не повторяй”… эти солдаты – не Россия, я знаю, но что я могу поделать… я не могу подать руки всякому русскому, может, среди них… мы уехали навсегда на рассвете… пластинки с музыкой… опера Верстовского “Аскольдова могила”… я для России человек лишний, жених отвергнутый… и никто не просит прощения… может, нужно забыть, чтобы простить. Я не могу…”