Из всех нам разсказов желанней и слаще О первой любви рассказ.В ней звук небывалый и свет настоящий,Колодец бездонный единственных глаз.Из всех многозвездных сверканий и гроздийВечернюю – первую – любим звезду.Кузнец, чьи – для Святок алмазные гвозди,Декабрь наш – двенадцатый месяц в году. Чтоб вникнуть в скрижали Гаданий и снов, В ночи мы избрали, Издревле, из дали, Двенадцать часов,России, чьи мощны и чащи, и реки,Чьи горы небесный прорезали свод, Вещанье навеки – Двенадцатый год,Что Рим мне! Что Галлы! Что рьяная Спарта!Свечой мы копеечной были сильней.В игре тут была ворожебная карта.Россия – Москва – приняла БонапартаТакой безоглядностью ярых огней,Что побыл в Москве – и закончен был в ней.Пыланьем того рокового пожара,Тем вскрытием льда, всеразлитием сил,Как Божьим напитком, наполнилась чара,Которую Пушкин ребенком испил,И в отроке пламень так жгуче был явен,Что, чуть просвирелил он первый свой вздох,Как сонный мгновенно проснулся Державин,Почуяв, что снова с Россиею Бог.Сгорели. Воскресли. И было так надо.И снова. Но где же из пепла исход?Когда опрокинем на воинства Ада Двенадцатый год?
Над зыбью незыблемое
Шумит, шуршит и шелестит Шипучий вал, свой бег свершая.Шершав шатучей влаги вид, Вода морей, она чужая.Не пролепечет ручейком Ту сказку воркотливой няни,В которой с чудом ты знаком, Вступая в мир по светлой грани.В воде морей и нет реки, Хоть в Море все впадают реки.А как шуршат нам тростники, Когда полюбим мы – навеки,Навеки милое лицо Любовью расцветет в апреле,И от души к душе кольцо Перескользнет под стон свирели.Но эта летопись была В родной глуши лесного края,Где гуд густой колокола Качают, в помыслы вливая.Где в каждый день наш входит звон, Ласкает Божья близость храма,И лики темные икон Овиты дымкой фимиама.Но эта летопись цвела В краю, где в зимний сон тягучийВнезапно входит вздох тепла, Под мартовской лиловой тучей.Где Благовещенье, – как дух В полутелесной оболочке, –От сердца к сердцу шепчет вслух: «Дарите синие цветочки».Где с выси солнечных зыбей Нисходит тайна без названья, –Где не стреляют голубей, А нежно чтут их воркованье.Но эта летопись была, – Ее не предадим ущербу! –Там, где, христосуясь, пчела Целует золотую вербу.И вот чужой мне Океан, Хоть мною Океан любимый,Ведет меня от южных стран В родные северные дымы.И я, смотря на пенный вал, Молюсь, да вспрянет же Россия,Чтоб конь Георгия заржал, Топча поверженнаго Змия!
