Читать «Тайка» онлайн - страница 7

Надежда Константиновна Тюленева

Решив так, Тайка немного успокоилась. Тошнота вроде бы прошла. «Ой, считать-то забыла!» И принялась бубнить сначала: «Один, два, три…»

На «двадцать семь» из дому вышла бабушка.

— Тайка! Где ты, варначка? Ступай ужо домой, зовет мать-то.

С утра Тайка взялась усердно помогать бабушке: разбирала семена, ладила луны для огурцов, поливала лук и редиску. В другое время позвала бы Тайка и свою дорогую подружку, но сегодня не смела об этом думать. Не явилась бы только сама Наташа.

— Баба! А если я тебе целых два дня, с раннего утра до позднего вечера, буду помогать-помогать, ты дашь мне два рубля, а?

— Три не хошь? На что тебе?

— А я куплю чего-нибудь, у Наталки скоро день рожденья.

— Дак я ей носки вон связала и варежки к зиме.

— Бабк! Это же ты!

— Отвяжись, худая жисть! Дам!

— А когда?

— Ну в воскресенье, может быть.

Тайка охнула. До следующего воскресенья еще, почитай, неделя.

Не пришла Наташа и на другой день. Тайке было беспокойно, тоскливо, но пойти к подружке она боялась. Опять Наташа будет показывать нарисованные солнышки, мерцать кубовыми своими глазами и рассказывать из какой-нибудь новой книжки. Потом достанет из духовки противень с пятком сухарей и скажет: «Принимай пополнение нашим запасам».

Нет-нет, ни за что! Хотя бы до воскресенья. А как только в воскресенье утром откроется сельмаг, Тайка побежит и купит двадцать или даже тридцать киевских помадок. Половину они положат в запас, а остальные съедят на радостях, и Тайка все-все расскажет Наталке. Но до этого прекрасного дня было так далеко!

В среду и четверг бабушка работала в саду. Тайка не отставала от нее ни на шаг. Разгребала луны вокруг яблонь, таскала навоз, разводила в бочке жижу для подкормки деревьев.

На яблонях засветились тугие пунцовые бутоны. Весна нынче была ранняя. Бабушка говорила, что сроду такой не видала и не было бы беды. Бедой она называла заморозки. И потому надо было запасти побольше кизяков. Притащив тридцатую корзину коровьих лепёх, бабушка, отирая фартуком потное лицо, сказала:

— Ухайдакалась старая! Теперь и поись не грех!

Обедать сели в саду. Бабушка сделала первую окрошку.

Подвигая внучке тарелку, внимательно заглянула в лицо. У Тайки дрожали губы.

— Чой-то ты, девка, куксишься! С товаркой поссорилася?

— Чо мы, с ума сошли ссориться! — пробормотала Тайка, отщипывая от горбушки кусочек хлеба. — Не хочу окрошки.

— Губа толще — брюхо тоньше. Снеси-ка Евгенье Ивановне первой редисочки. Шибко она расхворалася, гляди, и не подымется вовсе. Сердце у меня не на месте: чую, колодец этот виноват. Отсылали ведь мы ее с матерью-то. Да где там! Меня, говорит, свежий воздух пользует. А может, и не от колодцу ей хуже сделалося? Да все одно нечисто на душе-то…

Бабушка тягостно вздохнула и отложила ложку.

— Слышь-ко, даже ись не могу… Фершалица сказывала: чахотка у ей. А ты, девка, «не хочу, не хочу», а целу миску оплела! Может, ишшо налить?

— Не, не надо!

Тайка нерешительно вертела в руках пучок малиновых редисок с колючими веселыми хвостиками. Ведь только-то и дела — перебежать дорогу… Ой, нет! Два дня, только два дня, и она сможет пойти к Наташе с легким сердцем.