Читать «Ряд волшебных изменений милого лица» онлайн - страница 43

— Продолжай.

— Долго перечислять. Если бы не — раз! Если бы не — два. Если бы не — тысяча, сто тысяч, миллион!

— А теперь?

— А теперь я сам с усам, ни во что не играю.

— Для этого надо было упасть в Яузу?

— Для этого надо было упасть в Яузу.

— А сначала выключить сознание?

— А сначала выключить сознание.

— И включиться другим?

— Другим? Нет, самим собой.

— Выходит, без аварии нельзя стать самим собой?

— Авария может быть всякой, не обязательно автомобильной. С нами каждый день происходят аварии, только мы не успеваем заметить их, поймать момент.

— Чтобы выключить сознание?

— А потом включиться вновь.

— Это трудно, Стас.

— Но ведь вышло…

— Зато все считают тебя сумасшедшим.

— Плевать! Привыкнут. И будут считать сумасшедшими тех, кто не похож на меня.

— Но сейчас тебе трудно…

— Нет, Ленка, легко. Никогда так легко не было! Ты веришь: я даже могу летать.

— Как Воланд?

— Я Ариэль, — почему-то обиделся Стасик. — Летающий человек. Ты что, забыла?

— Забыла, — сказала Ленка. — А это обязательно — летать?

— Не знаю. Пока не пробовал по-настоящему. В кино — там комбинаторы, «блуждающая маска». Фуфло… А тут — не знаю. Хочешь, попробую?

— Хочу, — сказала Ленка.

Она встала, тяжко постучала по паркету подкованными каблуками кирзовых сапог, подошла к окну, распахнула его в ночь.

Стасик медленно-медленно, словно во сне, поднялся над стулом, повис, чуть покачиваясь от напряжения, потом потянулся выше, уложил в воздухе тело горизонтально земле, прижал к бёдрам ладони и вылетел в окно. Сначала, привыкая к незнакомому ощущению полёта, он осторожно и плавно сделал длинный круг над Театральной площадью, пронёсся мимо окна, за которым, прижавшись щекой к раме, застыла Ленка, помахал ей рукой и вдруг, обретая невероятную свободу, почти не ощущая ставшего невесомым тела, рванулся ввысь, прошёл над крышей соседнего дома, чуть не задев телевизионную антенну, и двинул на юго-запад Москвы — туда, где далеко-далеко, за длинной и рваной лентой огней Профсоюзной улицы, светились одинаково ровные кварталы бывшей деревни Ясенево.

Он очень быстро долетел до них, гораздо быстрее, чем предполагал, спустился ниже, пошёл над крышами на бреющем, увидел дом и двор внизу, где он раньше ставил машину, спланировал до десятого этажа, нашёл знакомое окно, мёртво повис в воздухе.

В комнате горел торшер. В кресле сидела Кошка. Издалека, из темноты, Стасику было плохо видно, но почему-то показалось, что она плакала.

— Не плачь, — тихо сказал Стасик, так тихо, что сам не услышал своего голоса.

А Кошка услышала.

Она подняла маленькую головку на тонкой длинной шее, повернулась к окну, и глаза её, как два пограничных прожектора, прорезали ночную тьму, пошли шарить по округе, отыскивая того, кто сказал ей: «Не плачь!»

Она не успела поймать Стасика в перекрестье своих пронзительно ярких лучей. Он резко взмыл к небу, прошептав-подумав на прощание:

— Не бери лишнего в голову. Кошка!

Он поднялся так высоко, что почти не видел внизу города, только россыпь огней, как светляки в траве. Мимо, обдав его горячим воздухом, промчался ТУ-154, идущий на посадку в аэропорт Внуково. Стасик догнал его и пристроился на крыле, держась за какой-то выступ, за какую-то закрылку или, может быть, элерон, перевёл дыхание: всё-таки с непривычки летать тяжко. Но и сидеть было непросто: крыло тряслось и норовило скинуть Стасика. Он мельком взглянул в иллюминатор. В кресле, ткнувшись рыжей бородой в грудь, смотрел сон замечательный психоневролог Игорь, загорелый и отдохнувший во всесоюзной здравнице друг-исцелитель, мамулина тайная надежда, мирно смотрел цветной предпосадочный сон и не ведал, кто за ним наблюдает. Стасик хотел постучать в иллюминатор, но передумал: пусть спит, намаялся на отдыхе, бедолага…