Читать «Политическая и военная жизнь Наполеона» онлайн - страница 202

Генрих Вениаминович Жомини

Усилия переговорщика и английских генералов оставались тщетными до 2-го сентября; и потому они объявили, что начнут бомбардировать город. Генерал Пейман командовал только небольшим числом линейных войск; но милиция Копенгагена, составленная из граждан города, взялась за оружие с таким же восторгом, как и в 1801 году. Со всем тем преданность жителей ничего не могла сделать против артиллерии, громившей столицу и с флота, и с прибрежных батарей: вскоре этот прекрасный город был обхвачен пламенем; в продолжении трех дней шестьсот домов сделались жертвой огня; оставалось одно средство спасти столицу от совершенного разрушения: сдаться на капитуляцию. В это время наследный принц собирал со всевозможной поспешностью войска, расположенные в Гольштинии, и вел их к берегам Фионии. Тщетная надежда — переправиться через Бельты было невозможно; столица пала, и англичане увели датский флот, состоявший из 18 кораблей и из 20 с лишком фрегатов и бригов. Недовольные разграблением всех морских арсеналов, они разорили корабельные верфи и все орудия и машины, нужные для работ; и потом возвратились к Темзе с этими бесчестными, но важными трофеями.

Ожесточение датчан простиралось до такой степени, что наследный принц послал Пейману приказание сжечь всю эскадру, но не отдавать ее англичанам. Офицер, везший это предписание, был захвачен неприятелем, стараясь пробраться в Копенгаген. Не унывая в несчастье, король Датский удалился в свой Рендсбургский дворец, и, поклявшись вести войну с Англией до последней крайности, запер им свои гавани, приказал прекратить с ними все сношения и захватить все лица и имущества британские в его королевстве. Этот почтенный государь не видел более своей столицы; он окончил дни свои в Рендсбурге, несколько месяцев спустя после этого происшествия, которое ускорило его кончину. Если государственная выгода может оправдать подобное нападение, и если Лондонский кабинет мог найти помилование в глазах Европы, то справедливо было бы, по крайней мере, судить о моих делах с большим снисхождением; все они были извинительнее этого, и не менее выгодны для моей империи.