Читать «Был такой народ» онлайн - страница 3
Григорий Валерьянович Никифорович
Но еще задолго до Холокоста переписи зафиксировали резкую разницу — более чем миллион человек — между общим количеством евреев в России в 1897 году и в 1920 году. Куда девались эти люди?
Ответ известен по “Тевье-молочнику” и “Мальчику Мотлу” — в большинстве своем ушли в эмиграцию. Число евреев-эмигрантов с 1897 по 1914 год, пока германская война не закрыла границы, оценивается по-разному. По сведениям Еврейского статистического общества за 1917 год, с 1897 года из России уехало 938 тысяч, то есть 24% еврейского населения, зафиксированного переписью 1897 года, — каждый четвертый. По данным, приводимым в Электронной еврейской энциклопедии, с 1881 по 1914 год еврейская эмиграция из Российской империи (вместе с Царством Польским) составила 1980 тысяч человек; подавляющее большинство эмигрантов — около 80% — направилось в США.
Это был настоящий Исход: уже в десятилетие с 1900 по 1910 год процент естественного прироста еврейского населения стал меньше процента эмигрировавших, 18% и 19% соответственно. Далее, в 1911—1914 годах, процесс приобрел лавинообразный характер — прирост составил 16%, а потери за счет эмиграции — 21%. При таких темпах, не случись Первой мировой войны и революции, евреев в России могло не остаться уже к середине тридцатых годов; правда, Конгресс США, спохватившись, принял в 1924 году законы, существенно ограничивающие иммиграцию.
Американская иммиграционная статистика обнаружила, что евреи, приехавшие из России, были людьми крайне бедными: лишь 4—6% имели при себе не менее 35 долларов. Эта сумма составляла сбережения всей жизни, эквивалент 650 долларов в 2008 году — прожиточный минимум на неделю-две. Пришлось немедленно наниматься на работу, притом большей частью — на фабрику: в России только 38% будущих эмигрантов работали в промышленности, а в США — уже 63%. Навыки еврейской торговли в черте оседлости не пригодились: из пересекших океан ранее торговало 32%, теперь — только 0,9%.
Миллион эмигрантов — число, вполне представительное с точки зрения статистики: нет сомнений, что таким же было экономическое положение и социальный состав тех евреев, кто остался в России после 1914 года. Однако разница между первой волной, ушедшей в эмиграцию, и остальными все же существовала — на уровне психологии. Бросить налаженную жизнь, которой жили деды и прадеды, и пуститься в погоню за журавлем в небе могли только люди отважные, умеющие видеть перспективу за пределами родного штетла (местечка). “В Америке люди не живут, в Америке люди спасаются”, — писал скептик Шолом-Алейхем; но и он в 1914 году окончательно приземлился в нелюбимом им Нью-Йорке. И, как ни было трудно, евреи из России прижились за океаном — до 1914 года назад возвратились только 7% уехавших. Через десятки лет, когда началась вторая и последняя волна еврейского Исхода — уже из Советского Союза, — история повторилась: снова первыми отправились в неизвестность наиболее активные, толковые и дальновидные.
В рамках модели русско-еврейских отношений, построенной Солженицыным, исход евреев из Империи не должен был происходить. По его представлению, евреи, оказавшись в России в конце XVIII века после разделов Польши, хотя и испытывали определенные специфические притеснения, но не более тяжелые, чем, скажем, русские крепостные крестьяне. Да, еврейские погромы 1880-х и 1903—1905 годов — позор для России, но, во-первых, правительство делало что могло — если не для их предупреждения и пресечения, то хотя бы для наказания виновных; во-вторых, они были естественной реакцией на провокационное для русских участие евреев в революционном движении; и, в-третьих, происходили они не в чисто русской центральной России, а на окраинах — на Украине, в Молдавии, в Царстве Польском. Благодарным евреям следовало бы стать российскими патриотами, а не покидать Россию.