Читать «Уроки украинского. От Майдана до Востока» онлайн - страница 53

— А есть такой грех… называется «привычка к святыни». Когда живешь, а вокруг много святынь, теряется в ним благоговение. А его надо в себе возгревать. Но там, где нет благоговения, и веры нет.

— То есть вы стоите перед иконой и ничего не чувствуете?

— Это говорит о том, что сердце становится каменным, а ты стоишь и не можешь молиться. Такое у каждого человека бывает. Вы не найдете на земле ни одного, кто бы не падал. Но потом человек поднимается и снова начинает ходить.

— А если бы самооборона зашла и начала вас, например, бить? Вы бы отвечали?

— Упаси Боже! Как можно отвечать?! Христос сказал — как меня гнали, распинали и предавали, так и вас будут гнать, распинать и предавать. А мы не будем сопротивляться.

— Почему?

— Потому что счастье — умереть за Христа в доме Божьей Матери. Но мы просто этого недостойны, и Господь не дает нам пока. Кровью омываются грехи, а за много веков можно и пострадать.

С Всеволодом мы держим путь к ближним пещерам. Туда же стекаются одиночные прихожане.

— Никто никого бы не бил, — говорит он. — Это была война нервов. Майдановцы кричали: «Геть московского попа!», а монахи — молились. Они все к воротам сбежались, узнав, что сейчас будут штурмовать.

— Почему же бойцы сотен не выломали ворота? Мне кажется, это было бы несложно.

— А потому что ситуацию спас Порошенко. Он пришел и сказал: «Не трогайте их. Они сами испугаются, сдадутся и перейдут в Киевский патриархат».

— Спаси Господи! — произносит обгоняющая нас богомолка, услышав слова Всеволода.

— Ага, — соглашается тот. — Спаси от такого Господи. Ну, в общем, эта сотня ему поверила и ушла. Но потом Лавру забирать пришел протоиерей филаретовский, а с ним — несколько священников и семинаристов. Говорит: «Сдавайтесь, переходите в Киевский патриархат». Филарет даже хотел тут служить полную литургию в Успенском соборе. Он же сказал: «Наша стратегическая ошибка в том, что в девяносто первом году мы Лавру не захватили. А если б мы тогда еще ее взяли под контроль, то не было бы сейчас на Украине четырнадцати тысяч приходов Московского патриархата. Лавра была бы наша, весь народ шел бы к нам, и мы бы имели влияние».

— А это действительно так?

— Отчасти так. Лавра имеет большое влияние. И сейчас Филарет не хотел совершить ту же ошибку. Но Бог его до Лавры не допустил.

— Каким образом?

— Таким, что монахи не разбежались. Хотя разные сплетни ходят… — Всеволод делает паузу, видимо, раздумывая, посвящать меня в эти сплетни или нет. — Короче, говорили, что были монахи, которые сильно испугались, — все же решается он. — Но глаза-то у них боялись, а ноги — стояли. Молиться начали. Молодцы они, молодцы. Сами увидели, кто чего стоит.

— Но с другой стороны, — говорю я, — разве нельзя понять украинцев, которые хотят своего, а не Московского патриарха?

— Чего?! — даже подпрыгивает Всеволод. — Пускай Бельгия, Франция, Италия и Испания откажутся тогда от Рима! — обрушивается он на меня. — А татар в крымских мечетях мы, давайте, заставим молиться на украинской мове! И в синагогах пусть с иврита перейдут на украинский! Кришнаитов тоже на мове заставим мантры читать — «Харя Кришны — шире рамы!». Подумаешь, какая разница! Один акцент смещен, но все ж понятно! И кому какое дело — шире или у́же рамы харя у Кришны?! — окончательно выходит он из себя.