Читать «Уроки украинского. От Майдана до Востока» онлайн - страница 147

Владимир замолкает. Ветер сильно топорщит его рубашку с короткими рукавами и охаживает хвою можжевельника. Трасса пропускает большегрузы.

— Я иногда себе представляю, — задумчиво продолжает он, — что бы я делал, если б привел на сборы свою семью, и тут началось такое. Мне бы надо было умереть мгновенно, чтобы не пришлось смотреть в глаза своей жены. Как гуманно поступили большевики, когда убивали царскую семью — первая пуля государю императору… Они падали в яму, — возвращается он к событиям в балке, — некоторые из них умирали сразу, некоторые были ранены и умирали долго, лежа под мертвыми телами. А когда стемнело… А знаете, ведь это обстоятельство не описано в архивах нигде, и оно — чересчур даже для трагедии Шекспира. Когда стемнело, из могил вышли нагие, раненые, испачканные в земле люди. Многие из них уже успели сойти с ума. Они превратились в живых призраков — не были еще мертвы, но уже было непонятно, в каком мире они находятся. Они стучали в двери, тут раньше маленькие домики стояли, но им никто не открывал… Для меня это созвучно тому, что происходит сейчас на Украине — там сейчас людей тоже уничтожают просто ни за что.

Владимир спускается к памятнику, идя против ветра и мимо оврага, густо засаженного невысокой лиственницей. Сквозь зелень выглядывают оранжевые ягоды шиповника. Ветер шарит в кустах, создавая ощущение чьего-то присутствия. Не доходя до стелы, Владимир останавливается.

— Не могут такие памятники выразить того, что здесь произошло, — говорит о каменных фигурах. — Как это выразить? Разве что написать реквием Верди, где хор просто кричит. Два года назад администрация Ростова-на-Дону распорядилась снять мемориальную доску. Вместе с евреями здесь расстреляли несколько десятков военнопленных, подпольщиков и психиатрических больных. Слово «евреи» на табличке было заменено «мирными гражданами». Был суд. Евреев обвинили в том, что они хотят присвоить себе могилы… Но ведь только евреев уничтожали по национальному признаку. Одним словом, все меры, направленные на увековечивание памятника, были исполнены так, чтобы этого увековечивания не произошло, — заканчивает он. — Чтобы мы не помнили. А я хочу помнить! Я хочу знать, кого убили раньше — детей или родителей? Какие последние слова нужно сказать своему ребенку? Что побеждает — страх или стыд, — когда толпе людей приказывают раздеться? Как перенести то, что перенести невозможно? Как?!..Знаете, однажды при мне полицейский бил человека. Это было на остановке, и там же стояла большая толпа людей. Он его не просто избивал, он убивал его. Толпа молчала. Я подбежал, встал вровень с его лицом и, когда он размахнулся в очередной раз, спокойно сказал: «Нельзя бить человека». И он опомнился. И толпа, опомнившись, закричала хором как в опере: «Ах ты сволочь! Не бей человека!». Толпе всегда нужен пример, иначе она будет стоять в оцепенении.