Читать «Нулевая долгота» онлайн - страница 366

— Почему Гартвин так тебя не любит? — напрямую спросил Понизовцев.

— Не любит, говоришь? А за что любить-то? — Колядкин помрачнел. Заговорил о другом: — Значит, Тимохин меня предал. Впрочем, что нынче стоит нарушить честное слово? Даже клятву? А потом: что это — зависть? подлость? Я еще днем все это почувствовал… вычислил.

— Что вычислил? — удивился Понизовцев.

— То, что не достанется мне главная роль в твоем фильме. Ну а раз ты упомянул Гартвина, то на роль председателя он рекомендовал Семибратова. Олицетворение силы, мощи. Не так ли?

— Ну, в общем так. Откуда ты знаешь?

— Я ничего не знаю. Просто догадываюсь. Но почему же ты не настаивал? Ты же постановщик! Впрочем…

— Погоди, Валя, — решительно перебил Понизовцев. — Во-первых, это мой первый самостоятельный фильм в Москве. Сам понимаешь, какая ставка, и ссориться в открытую с Гартвином, если он…

— Костя, опомнись! Ведь Семибратов угробит фильм! — запротестовал, не сдержавшись, Колядкин.

— Погоди, Валя, — потребовал тот. — Это я и сам знаю. И Семибратов у меня не будет сниматься.

— Ну это уже лучше, а то представь…

— Погоди! Знал бы ты, как меня замучили звонками. У этого вашего Семибратова что — семь высокопоставленных братьев в Москве? Или это все Рюрик Михайлович организовывал?

— Не знаю… честное слово, не знаю, — Колядкин пожимал плечами.

— Так вот, Валя. И это во-вторых. Я хочу быть с тобой откровенным до конца. Только не обижайся и не унывай. Все будет хорошо! Так вот: интригу вел Гартвин против тебя. Поэтому я и спрашиваю: почему он тебя не любит?

— Э-э, Костя, все, оказывается, значительно серьезнее, чем я предполагал.

Колядкин задумался. Выходило, что не случайно он превращен в театре в посмешище, в Афоню. Не случайно Гартвин держит его на десятых ролях. Если бы достопочтенный Рюрик Михайлович был уверен, что он бездарен, то никогда бы и ни за что не развил такой бурной деятельности. Ну в самом деле, ради чего? Наоборот: решительно поддержал бы! Провал его третьестепенного актера на главной роли в кинофильме только бы доказывал правильность всей гартвинской системы. Ну а если фильм будет успешным, а значит, и успешной главная роль, то вскроется порочность всей его системы и еще то, что пресловутый великий режиссер Рюрик Михайлович Гартвин умышленно губит неугодных ему актеров, насаждает систему произвола, как ее ни назови — «ам-плю-а» или «пирамида».

И скольких уже сгубил, возмущался в своих мыслях Колядкин, и скольких еще сгубит! Если, конечно, будет продолжать царствовать — единолично, бесконтрольно. А почему же не будет? Будет! Вот отсюда и гартвинская нелюбовь. Потому что по наивности душевной — а может быть, и в самом деле по деревенской наивности? — да еще по святой вере на право равных возможностей, по крайней мере на право бросить вызов так называемым корифеям сцены, актер Колядкин зашел слишком далеко. Оказался вне правил и условностей, насаждаемых Гартвином. Более того, всем своим существованием стал их отрицать. Вот и получается, что он, Колядкин, является бомбой замедленного действия, которую теперь уже надо — точно надо! — обезвредить. То есть выкинуть его из театра.