Читать «Мятеж реформаторов: Когда решалась судьба России» онлайн - страница 255

В одиннадцать часов Финляндский полк присягнул в присутствии командующего гвардейской пехотой генерала Бистрома.

После присяги Розен поехал к Репину, а от него домой. Едва успел он надеть парадную форму для предстоящего визита во дворец, как вбежал подпоручик Базин, один из участников совещания 11 декабря, и сообщил, что "на площади множество войска и народу". Они бросились к Сенату. На следствии Розен показал: "Доезжая до конца моста (Исаакиевский наплавной мост. — Я. Г.), нельзя было далее ехать от тесноты, мы соскочили из саней, не знаю, куда пошел подпоручик Базин, но я, видя на площади войско со знаменами, вошел в ближний каре лейб-гвардии Московского полка, где видел двух офицеров оного полка, мне незнакомых. Солдаты кричали: "Ура, Константин!" В ту же секунду вышел из каре и поехал в полк, где у казарм нашел полковников Тулубьева и Окулова, капитана Вяткина и подпоручиков Насакина 2-го и Бурнашева; говорил им, что был в каре возмутившихся, что все полки идут к площади и что нам должно идти туда же. Полковник Тулубьев на то согласился, и я вбежал во двор казарм и закричал на дворе: "Выходи!" В сие время собрались прочие офицеры и сам полковник Тулубьев в этом же дворе, и тогда вошел я в роту и сказал: "Выходите скорее, уже все полки идут к площади!""

Этот текст — прекрасный образец декабристских показаний, в которых соединились видимость фактической правды и утаивание смысла происходящего. В Финляндском полку и на самом деле все происходило почти так, как показал Розен. Почти…

Показания Розена принципиально корректируются как нашим знанием о его предшествующих и последующих действиях, так и его правдивыми и, как правило, точными воспоминаниями.

Во-первых, Розен, придя домой с присяги, получил записку Рылеева, который просил его быть в казармах Московского полка. Это может показаться странным: зачем офицера, который должен поднимать финляндцев, приглашать к московцам, у которых есть свои офицеры-заговорщики? Но это — на первый взгляд. Розен, относившийся всю жизнь к Рылееву с огромным уважением, назвавший в его честь одного из сыновей (второго он назвал Евгением в честь Оболенского), наверняка не мог перепутать или запамятовать такой факт, как получение записки от Рылеева и ее содержание. Записка эта, безусловно, ждала Розена уже давно — он ведь ушел из дому до восьми часов. Рылеев, зная о том, что присяга у финляндцев еще не началась, конечно же, просил Розена связать Финляндский полк с Московским для единовременных действий. Это была одна из многих утренних акций Рылеева по координации действий будущих мятежных частей. И отправлена записка была, очевидно, после визита Якубовича к Бестужеву, когда отпала надежда на удар гвардейских матросов по дворцу, который и стал бы сигналом к действиям остальных полков.

В воспоминаниях Розен рассказывает о своем приходе в каре восставших очень близко к тексту показаний — и тут обнаруживается суть происходящего. "Взъехав на Исаакиевский мост, увидел густую толпу народа на другом конце моста, а на Сенатской площади каре Московского полка. Я пробился сквозь толпу, пошел прямо к каре, стоявшему по ту сторону памятника, и был встречен громким "ура!". В каре стоял князь Д. А. Щепин-Ростовский, опершись на татарской сабле, утомившись и измучившись от борьбы во дворе казарм, где он с величайшим трудом боролся: переранил бригадного командира В. Н. Шеншина, полковника Фридрихса, батальонного полковника Хвощинского, двух унтер-офицеров и наконец вывел свою роту; за ней следовала и рота М. А. Бестужева 3-го и еще по несколько десятков солдат из других рот. Князь Щепин-Ростовский и М. А. Бестужев ждали и просили помощи, пеняли на караульного офицера Якова Насакина, отчего он не присоединялся к ним с караулом своим? Я на это подтвердил им данную мною инструкцию накануне. (Насакин был на совещании 11 декабря, и Розен 13-го числа просил его, как караульного начальника при Сенате, охранять вход в здание, пока оно не потребуется восставшим. — Я. Г.) Всех бодрее в каре стоял И. И. Пущин, хотя он, как отставной, был не в военной одежде, но солдаты охотно слушали его команду, видя его спокойствие и бодрость. На вопрос мой Пущину, где мне отыскать князя Трубецкого, он мне ответил: "Пропал или спрятался, — если можно, то достань еще помощи, в противном случае и без тебя тут довольно жертв"".