Читать «Собрание сочинений. т.2. Повести и рассказы» онлайн - страница 12
Борис Андреевич Лавренёв
— Я-аа!
Комендант скосился.
— Что ж это вы, старичок? Ежели я каждому по два раза кричать буду, надолго моей горлянки хватит? Ежели б вы штатский генерал — так ничего, а раз военный, должны понятие иметь.
Устало-презрительный голос коменданта воскресил в Евгении Павловиче давно забытое смущение от начальнического нагоняя. Он опустил голову и покраснел. Оправился, только услышав следующую фамилию:
— Архангельский!
К концу переклички комендант осип и с явным удовольствием выкрикнул последнего.
— Якунчико-о-ов!
Мумифицированный профиль фараона сухо шамкнул:
— Я.
Комендант спрыгнул с кресла.
— Точка в точку. Все налицо. Сто восемьдесят два, — и обтер, рукавом шинели вспотевшую верхнюю губу. — А теперь — гайда, братва, мешки соломой набивать на матрацы. Двадцать человек надо.
Частокол у окна сломался, задышал, рассыпался в зале.
Нервический, заплывший желчью голос ударился в стеариновое лицо коменданта.
— А кровати где?
Комендант отступил и удивленно охнул.
— Кровати? Не напасли на вашего брата кроватев. И на полу хороши будете. Сам пятые сутки в шкафу сплю.
И на что вам кровати, когда, може, вашего житья на кровати лечь не осталось. Лягайте на пол без бузы.
Толпа особ не ниже пятого класса зашевелилась.
На коменданта накатился огромный мяч для кавалерийского поло. Под мячом были ноги в серых штанинах Бульбовой ширины. Сверху мяч увенчивался апоплексически-бурой головой с выпяченными губами. Мяч был в чине тайного советника и звании сенатора.
Взмахивая короткими руками, — было похоже, что взлетают привязанные к мячу сардельки, — тайный закричал странным детским дискантом:
— На полу? На полу «лягать»? Кому? Мне? Тайному советнику?! Стреляй меня, сволочь, хам неумытый! Чтоб я, сенатор, кавалер Александра Невского, на полу валялся? Я в жизни на полу не спал, понимаешь ты, олух!
Глаза коменданта, утопающие в коричневых нимбах, зло округлились, и жилки на белках налились кровью.
— Не лягешь? — спросил он уверенно. — Лягешь, матери твоей черт! В дермо лягешь, навозом накроешься. Не спал? А я спал? Я, может, тоже в деревне на печи привык, а ноне, как цуцык, маюсь. И ты помаешься, матери твоей черт.
— Не смей тыкать, мерзавец! — визгнул тайный.
Комендант упер руки в бока и исподлобья, с усмешечкой, смотрел на тайного. Человечье стадо раскололось на две отары. Одна, побольше, отхлынула в угол; другая, поменьше, окружила коменданта и тайного, ворча и щетинясь.
— Чтоб была кровать!..
Тайный вздулся от багрового апоплексического прилива, схватил кресло, на котором стоял комендант во время переклички, и, повернув его размахом, бахнул об пол. Ножки взвились в воздух, одна ударила коменданта по колену. Комендант вскрикнул и запустил руку в карман.
Ворчащая отара рассыпалась горохом. Тайный и комендант стояли наедине один против другого. С одутловатых щек тайного медленно сплывал бурачный жом, и на губах проступила мутная лазурь. Комендант непослушными пальцами дергал карман, пока не замерцала тускло и холодно вороненая сталь нагана. Наган поднялся в уровень с лицом тайного.