Читать «Песнь о моей Мурке» онлайн - страница 5

Ты дитя ли наше милое,  Покорися ты самому царю.  Принеси свою повинную,  Авось тебя государь-царь пожалует.  Оставит буйну голову на могучих плечах.

Но:

Он противится царю, упрямствует,  Отца, матери не слушает,  Над молодой женой не сжалится,  О детях своих не болезнует.

Вот она, «капля жульнической крови»! Вот откуда потом пойдет блатная «духовитость»!

К слову сказать, раз уж мы коснулись выше творчества Пушкина, и сам Александр Сергеевич, занимаясь историей Пугачевского бунта, подпал под влияние разбойничьего фольклора. Помните в главе восьмой «Незваный гость» «Капитанской дочки»:

«Поход был объявлен к завтрешнему дню. «Ну, братцы, — сказал Пугачев, — затянем-ка на сон грядущий мою любимую песенку. Чумаков! начинай!» — Сосед мой затянул тонким голоском заунывную бурлацкую песню, и все подхватили хором:

Не шуми, мати зеленая дубровушка,  Не мешай мне доброму молодцу думу думати.  Что заутра мне доброму молодцу в допрос идти  Перед грозного судью, самого царя.  Еще станет государь-царь меня спрашивать:  «Ты скажи, скажи, детинушка крестьянский сын,  Уж как с кем ты воровал, с кем разбой держал,  Еще много ли с тобой было товарищей?»  «Я скажу тебе, надежа православный царь,  Всее правду скажу тебе, всю истину,  Что товарищей у меня было четверо:  Еще первый мой товарищ темная ночь,  А второй мой товарищ булатный нож,  А как третий-то товарищ, то мой добрый конь,  А четвертый мой товарищ, то тугой лук,  Что рассыльщики мои, то калены стрелы».  Что возговорит надежа православный царь:  «Исполать тебе, детинушка крестьянский сын,  Что умел ты воровать, умел ответ держать!  Я за то тебя, детинушка, пожалую  Середи поля хоромами высокими,  Что двумя ли столбами с перекладиной».

Невозможно рассказать, какое действие произвела на меня эта простонародная песня про виселицу, распеваемая людьми, обреченными виселице. Их грозные лица, стройные голоса, унылое выражение, которое придавали они словам и без того выразительным, — все потрясало меня каким-то пиитическим ужасом».

Песня эта — тоже народная, записанная и отредактированная великим поэтом. Великим еще и потому, что он пытался понять свой народ даже в его страшном, грозном, зачастую неприглядном обличии. Пушкин понимает и движущие пружины дикого разбойничества. «Чем триста лет питаться падалью, лучше один раз напиться живой крови — а там как Бог даст», — приводит он слова Пугачева. Бунт против ублюдочного рабства, против жизни, где тебя кормят падалью и за падаль же считают — вот что рождает зверскую протестную волну в народе.