Читать «Грустный шут» онлайн - страница 16
Зот Корнилович Тоболкин
5
Тимофея нагнали в пути. Шел за санями, вел медведицу. Увидав сестру, долго и тревожно вглядывался в грустное милое ее лицо.
— Обвенчали нас, Тима… — сказала Дуняша, когда Барма покосился на рядом сидевшего князя.
— Силой взял?
— Добром… волей.
— Со стариком жить… с козлом вонючим? Сестра, одумайся!
— Ну ты! Язык-то не распускай! Окорочу! — свирепея, одернул князь, не без сожаления подумав: «А ведь, и правда, старик. Года не вычеркнешь. Токмо что не козел, тем паче — вонючий…» Вслух уже спокойней возразил:
— Я хоть и в летах, а телом крепок.
— Так вышло, — шепнула Дуняша. — Тебя, родителей наших пожалела.
— И он не раз ишо о себе пожалеет, — пообещал Барма, играя налившимися желваками. Более ни слова не вымолвив, пошел к саням, к медведице.
— В возок сядь, к Дарье Борисовне, — милостиво дозволил князь.
Да и Даша из возка подавала знаки.
— Ворон с горлинкою не пара, — усмехнулся Барма — и ошибся: не вороном он Даше казался, соколом гордым. Но Барма позже это поймет.
— Трогай! — приказал князь, толкнув в спину кучера.
Резвая тройка понесла. За ней устремился возок Дарьи Борисовны.
— А вы ступайте… свободны, — сказал Барма провожатым. Те не двигались. — Ступайте, пока в червей не оборотил! — пригрозил он и страшно захохотал.
Челядь княжеская, охранявшая его, кинулась врассыпную. Побежал и Никитка.
— Ты постой, — удержал его Барма. — Разговор будет.
Привязав лошадей, зашел с Никиткою в чащу.
— Многих ли погубил? Сказывай!
— Многих, Ти-има! Ох, многих! — оробев, каялся Никитка. Как не бояться: один на один в лесу с этим страшным человеком. Да еще и медведица тут.
— Молили они о пощаде?
— Бывало, молили.
— А ты не слушал, живота их лишал?
— Так. Все так. Одна Милодора в ночь утекла.
— За всех убиенных, за родителей, тобой мученных, за Милодору… какую казнь себе выберешь?
— Поневоле мучил. По нужде грабил.
— Вот вожжи. Вот осина. Сам устроишься или помочь? Смерть легкая, — присудил Барма.
Никитка заскулил, пал в ноги:
— Жить хочу-уу… жи-ить!
— А для чего тебе жить? Для чего землю поганить?
— Дак разе ж один я в мире душегубец? Двадцать аль тридцать душ погубил. Царь армиями на смерть посылает…
— Не токмо двадцати — одной загубленной тобою жизни не стоишь. Привязывай веревку-то! Мне с тобой некогда.
— Смилуйся, Тима! Смилуйся, клад укажу. В пещере зарыт, у Чаг-озера.
— Пещеру ту знаю. В котором месте? Аль наврал?
— Крест целую! В левом углу, под камнем. Отвалишь камень — колышек под им увидишь. Как раз над кладом забит.
— Ежели отыщу тот клад — раздам нищим, чтоб грехи твои отмаливали.
— Сми-илуйся! Отпусти! — возопил Никитка, вдвойне отчаявшись, что и клад потерял, и жизнь.
— Ты отца моего миловал? Мать щадил? Ну и молчи, пес! Молчи, не то кол забью в глотку поганую!
— Не вольный я: велели — пытал.
— Всяк в подлости своей волен. Ну, Машка, — Тимофей толкнул в бок медведицу. — Твое слово.
Она зарычала, обнюхала Никитку и ударом лапы повалила его в снег. Разбойник обмер от страха, свернулся клубком.