Читать «Суворовец Соболев, встать в строй!» онлайн - страница 44
Феликс Васильевич Маляренко
— Расскажите, расскажите, как сувор-р-ровец Зайцев научил вас запирать товар-р-рищей. Или вы боитесь?
— Он нас не обучал, и мы не боимся, — вдруг какая-то тёплая волна поднялась от живота, где прятался страх, и смыла его, освободила Саньку, и от этого ему сразу стало легко. – Это не Зайцев, это я запрятал Воробьёва между окон.
— Как это вы, такой маленький, такого большого и между окон? Очень интер-р-ресно!
— Я не сажал! Он сам! – настаивал Санька. – Я только шпингалет защёлкнул.
— Очень интер-р-ресно. Продолжайте, пр-р-родолжайте.
— Он сказал, что он не коряга, а растянутый. И залез меж окон. Окно он сам раскрыл, а я только защёлкнул. Я виноват.
— Врёт он всё, — спокойно, но громко произнёс Витька. – Это не он. Это я. Сначала я сказал Воробью, что он в тумбочку не залезет. А он залез. Тогда я сказал, что он между окон не поместится, но он поместился.
— Врут они всё, — на этот раз подал голос Серёга Яковлевв. – Это не они, это я. Им бы не догадаться.
— Да они врут! Да куда им, куда Зайцеву! Это я! Я! Я! – на этот раз горланили все восемь нарушителей воинской дисциплины. И из канцелярии, из которой минуту милицейским рассерженным свистком звенело «р-р-р-р-р» командира роты, сейчас доносился разноголосый спор восьмёрки второго взвода, каждый из которой доказывал своё право на заключение Кольки Воробьёва между дубовыми рамами.
— Вожатый здесь ни при чём, — громче всех горланил Витька. – Это я, меня наказывайте, заставляйте площадку мыть, ставьте в наряд, выгоняйте из училища.
И вдруг над этим многоголосьем пронзительно зазвенел милицейский свисток.
— Прекр-р-ратить! Всем объявляю нар-р-ряд вне очереди. Кругом, шагом марш! В сушилку за дер-р-ревянными лопатами и чистить снег. Хорошо чистить, чтобы ни одной снежинки!.. Я с вами ещё разберусь!
На плацу
Санька выскочил из кабинета и побежал вниз.
«Скорее! Скорее надеть свою шапку! Скорее натянуть перчатки! Скорее взять лопату, чтобы не слышать, хотя бы сейчас, презрительного недовольства Серёги Яковлева и Рустамчика Болеева. Правда, выходя из канцелярии, он уже поймал обрывок фразы, брошенной вдогонку:
— Язык у него…
И не дослышал, не захотел, убежал.
Асфальт покрыл тоненький, на высоту ботинка, снежный пух. В другое время такой убирать огромное удовольствие. Приставил лопату к животу, взялся за ручку двумя руками и гони через весь плац до самого края. Потом, чуть отступив от очищенной полоски – в обратную сторону, пока твой участок не станет полосатым. А уж затем можно и полоски убрать.
Но разве сейчас до удовольствия?
Хотелось всё перевернуть, и была бы возможность, он поддел бы плац рычагом и разом наклонил бы его, чтобы снег скатился сам. Хотелось скорее забыть, что было в кабинете, потому что из канцелярии ушёл, а мыслями всё ещё там. И это пронзительное «р-р-р-р-р» майора Сорокина до сих пор звенит в ушах, и этот едкий шепоток, как дым от мокрых поленьев, до сих пор ест глаза, делает их влажными и заставляет вытирать тёплой перчаткой солёную влагу. Какая же она слезоточивая, эта страшная канцелярия командира роты. Недаром майор Сорокин говорил, что суворовец отличается от гражданского мальчишки тем, что как только начинаешь ему выговаривать, так у суворовца сразу слёзы и сопли.