Читать «Суворовец Соболев, встать в строй!» онлайн - страница 25

Феликс Васильевич Маляренко

— Карпов, не отставать! Карпов, возьмите ногу! Карпов, горе ты моё, да не подпрыгивай же ты козлом…

Мимо Саньки он проходил на носках, и когда из Витьки выкатилось:

— Как не старайся, а Санька выше, — Карпыч предложил:

— Давай пиявками меняться, ты мне три, а я тебе одну.

Санька, не зная, что это такое, доверчиво подставил голову, и, когда тонкий палец шестиклассника спружинил по его макушке, чуть не потерял сознание. Из глаз посыпались не то, что искры, звёзды, и день превратился в ночь.

Когда Санька отошёл, Карпыч подставил свою голову и предупредил:

— У нас в семье все твердолобые. Отец на спор глиняные горшки головой разбивал.

Санька возвращать свой долг отказался.

У Толи с Карпычем были свои отношения. Толя по какой-то ерунде проиграл ему пятнадцать пиявок, и Карпыч, как человек порядочный, сам предложил возвращать их по одной в неделю, чтобы те не повлияли на Толин учебный процесс…

Толя если и покидал казарму, так уходил на поиски земляков. Однажды он набрёл в спортзале на Кольку Воробьёва и долго прождал, пока тот оторвётся от перекладины. От монотонности Толя начал зевать и прислонился к стене. Когда, наконец, Воробей оттолкнулся от снаряда и, как гвоздь, вошёл в мат, первым делом через плечо посмотрел на махонького в этом году поступившего суворовца и единственного зрителя, который до конца выдержал его номер. Мол, каково? И принял за похвалу вопрос малыша:

— Ты откуда в кадетку поступил?

Толя в душе надеялся, что этот качок скажет, что из села Богородское Хабаровского края, хотя всех своих сельчан Толя Декабрёв знал. Знал тех, кто жил, куда уезжал, откуда возвращался и когда и откуда появится.

— Я из-под Красноярска, из Бобрихи, — или что-то в этом роде ответил Воробей.

— А я из Богородского, — обреченно поник Толя.

— Так я в Богородском родился.

И этого оказалось достаточно, чтобы Толя нашёл земляка.

Хотя Богородск, как тут же выяснилось, был городом где-то на западе, а село Богородское – на востоке, этого хватило, чтобы подружиться и стать земляками, тем более, Бобриха, или как он там её называл, и Богородское были сёлами и начинались с одной буквы.

В казарме седьмой роты Воробьёв начал выделывать чудеса. Он, под восторженно-завистливые вздохи собравшейся вокруг него толпы, отжимался от пола, поднимал по два стула сразу за передние ножки и держал их на вытянутых руках, подносил и отнимал от груди. Затем он сел на пол, поднял острым углом ноги, приподнялся на руках и прошёл в таком положении, одобренный возгласами:

— Ну, Воробьёв, ну, Колян! Ну даёшь!

Потом он прогулялся на руках, раз пятьдесят отжался на дужках кроватей и под конец, раздевшись до пояса, артистично играл мышцами, напрягая, расслабляя, перекатывая бицепсы и трицепсы, и самое желанное – разрешал трогать их гранитную твердь.

— Ну как? – спрашивал он, когда кто-нибудь из седьмой роты безнадёжно пытался продавить пальцем этот напряжённый металл.

— Да! Вот это да! – только и мог ответить трогающий.