Читать «Белорусские поэты (XIX - начала XX века)» онлайн - страница 110

Франтишек Богушевич

РАЗОХОТИЛСЯ

© Перевод В. Бугаевский

Вот был бы я социалист, да и ружье имел, То я б так взгрел Стражников, земских, становых и прочих собак! А так — один кулак! Приходят социалисты, листовки тычут, Бунтоваться кличут, А дали б только пороху хоть горстку, Пистолет, винтовку,— Отдал бы последнюю рублевку За пули и дробь. Так то племя проклятое въелось в кости, Такой нагнало злости, Что сладу нету… Становой — пан, а земский — важней стократ, А кто наихудший гад — Так стражник из Заполья! А что б ему — недоля! Было б кому губить свет, А чтоб его сгинул след! Пас свиней этот шкода У соседа Петра Сороки два года, Потом в кучера пошел к начальникам нашим, А теперь царским стал стражем. Стражник, шутите, — сила, А хоть бы тебя болячка задавила! Хоть бы тебя разорвало в клочья, Хоть бы покоя не знал ни днем, ни ночью, — Так ты мне осточертел, В холодной из-за тебя я сидел! Набрехал, накрутил, дали медаль; Только то, что ружья не имею, — жаль, Но не бойся, я не сплошаю, как дам, Аж брызги полетят, поленом по мозгам! Не жить тебе, гаду, — Ужель нет с этими шельмами сладу! Глянь и там и тут, Что ни день их бьют, Начиная с Сената, Вплоть до стражников, ихнего брата, То бомбой, то из пистолетов, Что ни день — меньше эполетов. Хоть эту дрянь и разводит царь, А корми их пахарь, как встарь,— Попросту мужик. Известно: каждый из царских слуг привык — Мало им пенсий! — грабить мужика. И чем проворней у них рука, Тем чины быстрей идут. Гляди, министр он, генерал,— А за что? За то, что, как по-русски говорится,                                                                             воровал. А мужик — так за вязанку дров Сиди пять годков. И нас, не хотевших водочку пить Да налоги платить, Так казаки пороли, Что и в пекле жару не зададут нам поболе. Меня и еще двоих в острог Засадили потом на недолгий срок. Словно в костеле, сказал бы я, там Набилось народа, пока мы сидели. Ксендзов туда — и был бы там храм. Впрочем, всё ж одного мы имели: Ну и славный был человек, Не забыть мне вовек! Когда началась в тюрьме голодовка, Под конец мы такими хилыми стали, Что всё время спали; Только ксендз да еще солдат Как запоют «Марсельезу», брат, Так поневоле мы все встаем И разом песню поем. Выпустили меня, а ксендз так там и остался. Со слезами он со мной расставался, Поучал, просил, кричал мне вослед: «Не робей, Петрусь, знай, на тот свет Кого надо спровадь, А не то минует тебя благодать; Мы тебе сниться будем, Коль не станешь мстить этим людям!» Так вот я, Петрусь, спасаючи душу, Приказ не нарушу, Выполню вмиг. Мне б дробовик, Пороху иль пистолет, И проложу я тотчас след. Наведу порядок не малый, Чтоб досталось не только стражнику, становому Или там генералу, Но и губернатору нашей губернии!

1905