Читать «Юрий Звенигородский» онлайн - страница 46
Вадим Петрович Полуян
Ему впервые сделалось стыдно, в первый раз испытал зло к себе, искал приговора для самосуда:
— Лучше б меня умертвил недавний недуг! Я, только я повинен в твоем уходе из мира! Зачем тебе надо было… За что мне так…
Она изрекла с нажимом, по-матерински, как в детстве говаривала:
— Ангельчик, не вини себя, не мели нелепицы. Я, когда впала в твою болезнь, дала обет перед иконой: выздоровлю, уйду от мирских грехов. Бог сподобил, ушла.
Он еще лелеял надежду:
— Смогу ли хоть изредка лицезреть тебя?
Монахиня Мелитина отрицательно повела головой:
— Ни за что!
Он сделал шаг ближе, она сызнова отступила.
— Могу ли, — спросил, — в крайности… прийти… попросить совета?
Задумалась, собираясь с ответом.
— В крайней крайности. За советом приди.
Тут в дверь забарабанили бдительные персты. Мелитина исчезла, будто привиделась.
Уходя, он сунул привратнице серебряную деньгу. Не взяла:
— Мне не к чему. Оставь себе, девка, на красные ленточки.
Молчаливый Светёныш отвез в златоверхий терем. Берег путь перевоплощенного княжича от огородной калитки до господского верху, до самой его комнаты.
На сей раз дядька Борис не ждал. Юрий разоблачился и быстро завернул женскую одежду в узел, не зная, куда с ним деться. Однако долго раздумывать не пришлось: в дверь поскреблись. Он спешно открыл, надеясь увидеть Галицкого, но то был Светёныш. Глазами отыскав узел, молча взял его, поясно поклонился и вышел.
Оставалось разостлать постель и лечь. Сон сразу простер объятия, унес куда-то в бревенчатую камору, наподобие той, что в монастырской привратницкой. Вот там и явился княжичу Борис Галицкий с блестящим мечом. И стал наносить удары по плечам, по лицу, обагряя Юрьевой кровью и пол, и стены. Несчастный сновидец проснулся в ужасе, отправился в мыленку, долго стряхивал скверный сон.
Дядька Борис принес поутренничать горячий калач с молоком. Услышав кровавый сон о своей особе, отмахнулся:
— Пустое.
Домникеюшка бы изъяснила потоньше. Юрий спросил:
— Так-таки и не ведаешь?
— Я не снотолкователь, — раздражился Борис. Но все же пообещал: — Разузнаю.
Он был озабочен тем, чтоб, не мешкая, подготовить княжича к скорому торжеству в Набережных сенях.
Спустя малое время Юрий, как взрослый, уже без дядьки, вошел в светлую хоромину. Здесь все напомнило давешнее соборование, что устроила матунька в дни Донского побоища: те же боярские шапки-столбунцы, те же ризы с оплечьями. Только тогда было больше жен, нежели мужей, теперь наоборот. Юрий стал рядом с отцом, младшие братья Андрей и Петр, — с матерью. Посреди великокняжеского семейства возвышался мужественный Владимир Храбрый. Серебряно-бородатый лик, изборожденный морщинами, являл спокойствие и уверенность. Великий князь прилюдно от души обнял брата:
— Бог мира да будет с нами!
— Отложим нелюбие, — густо откликнулся князь Серпуховской, — не загубим любви!
— Слава! Слава! — возгласили собравшиеся.
Владимир Андреевич завершил примирение подобающим словом:
— Господин князь великий, отец! Господа и братья, бояре и друзья мои!
Он повел речь о том, что наследником государя русского испокон был не сын, а брат, старший в роде. Из-за этого возникали споры и несогласия. Ясно, что сын на примере отца сызмальства научался управлять государством. Дядя же, как удельный князь, не имел возможности преуспеть в столь хитрой науке. Отсюда происходили несчастья и лишнее пролитие крови. Предки, Владимир Мономах, Георгий Долгорукий, Андрей Боголюбский, первые громко заговорили о невыгодах такого порядка. Однако они еще не имели смелости отменить древний закон отцов и ввести новый. Исполнением этой трудности мы и наши потомки будем обязаны государю Дмитрию Ивановичу, великому князю Московскому.