Читать «Языков» онлайн - страница 3

Юлий Исаевич Айхенвальд

Так с пробудившейся поляныСлетают темные туманы.

Недаром он создал даже такое понятие и такое слово, как «непоэт». Нет гибкости и разнообразия в его уме; очень мало внутренней интеллигентности, – подозреваешь пустоту, слышишь звонкость пустоты.

Но было время, когда в нем происходило «душецветенье», когда он был поэтом; и покуда он был им, он высоко понимал его назначение и с его легкомысленных струн раздавались тогда несвойственные им вообще песнопения и гимны. У него была тоска по святости; он сознавал, что поэт, посвященный в мистерии муз, «таинственник Камен», в своей «прекрасной торжественности» именно священнодействует, что вдохновение – это фимиам, который несется к небу. Не утолив жизненной жажды своим излюбленным вином, он хотел высоты, – «без вдохновений мне скучно в поле бытия». Он знал, что надо быть достойным жизни, сподобиться ее и что не всякая жизнь «достойна чести бытия». Библейской силой дышит его воззвание к поэту, которого он роднит с пророком и свойствами которого он считает «могучей мысли свет и жар и огнедышащее слово»:

Иди ты в мир, – да слышит он пророка;Но в мире будь величествен и свят,Не лобызай сахарных уст порока,И не проси, и не бери наград.Приветно ли сияние денницы,Ужасен ли судьбины произвол:Невинен будь, как голубица,Смел и отважен, как орел!

Иначе, если поэт исполнится земной суеты и возжелает похвал и наслаждений. Господь не примет его жертв лукавых:

дым и громРазмечут их – и жрец отпрянетДрожащий страхом и стыдом.

Дивны его подражания псалмам («Кому, о Господи, доступны Твои сионски высоты?»). На сионские высоты он изредка всходил и впоследствии, в период упадка когда, на время оживая, писал, например, свое «Землетрясение», которое Жуковский считал нашим лучшим стихотворением; здесь Языков тоже зовет поэта на святую высоту, на горные вершины веры и богообщения.

В стихотворении «Мечтания» у него есть замечательная мысль и замечательное слово о той заслуге поэта, что он спасает от всякого материализма и телесности: пламенные творения его не «отучняют» желаний, не понижают дум и уносят их в разнообразный мир красоты, далеко от тягостной обители «телесных мыслей и забот», от той жизни, где царит оскорбительный закон всяческого тяготения, торжествующая материя. Тучность желаний, материализация духа – ее боялся, но от нее не оградил себя вполне Языков.

Он был ниже своих требований. И про себя так верно сказал он сам:

Он кое-что не худо пел,Но, музою не вдохновенный,Перед высоким он немел.

Но даже не одно великое побуждало его часто неметь: и другие моменты жизни нередко оставляли его, в глубине души, «непоэтом». Например, у него есть страстные, чувственные мотивы, упоение женской наготой («Блажен, кто мог на ложе ночи тебя руками обогнуть, челом в чело, очами в очи, уста в уста и грудь на грудь»); но, собственно, и любовь не очень нужна ему, он может обойтись без нее, и он славит Бога за то, что больше не влюблен и не обманут красотою. Этот мнимый Вакх был в конце концов равнодушен и к вакханкам.