Читать «Птички в клетках (сборник рассказов)» онлайн - страница 111

Он решился. Когда вино было выпито, Кинтеро кликнул слугу и распорядился перевести Дон Жуана в другую комнату.

— Посещение его сиятельства для меня большая честь, — чопорно объявил он. — И я не могу допустить, чтобы тот, кто проводил ночи в ароматнейших будуарах Испании, ночевал у меня в комнате, где воняет козлом.

— В запертую комнату? — изумленно переспросил слуга, услышав, что заезжему гостю отводится парадная спальня, где стояло династическое брачное ложе и где сам хозяин после смерти жены спал всего несколько раз.

Но именно в эту спальню проводил Кинтеро почетного гостя и поклонился ему у порога с таким недобрым блеском в глазах, что Дон Жуан, чувствительный к подобного рода вещам, прекрасно понял: впустили кота в клетку только потому, что птичка давно упорхнула. Это было ему неприятно и оскорбительно. Ночь простиралась впереди, как мертвая пустыня.

А что за ложе! До чего широкое и такое немыслимо пустое! Надо же было нарваться на эдакую пакость. Он разделся, задул лампу. И улегся, ясно представляя себе, как справа и слева от него тянутся простынные просторы, где нет ничего живого, кроме клопов. Пустота. Стоит самую малость подвинуть руку, чуть-чуть согнуть в колене ногу, и вторгаешься в стылое царство смерти. Миля за милей могут исследовать, ощупывать ладони, ступни, колени неприветливую снежную Антарктику в напрасных поисках жизни. А замереть и не двигаться — все равно что заживо испытать оцепенение могилы. И со сном опять же незадача: выпитое вино, правда, навело зевоту, но ужасная пища кувыркалась в брюхе и, только задремлешь, ударом под дых опять заставляла очнуться.

Спать одному в двуспальной кровати — это особое искусство, но Дон Жуану оно было неведомо. А делото проще простого: не спится на одном краю кровати — перевались на другой, авось повезет. Дон Жуану, чтобы додуматься до этого, понадобилось добрых два часа. С затуманенной, тяжелой, бессонной головой он двинулся в пустыню, застоявшийся ночной воздух ледовито заколыхался под одеялом. Дон Жуана пробрала дрожь. Осторожно вытянув руку, он дополз до второй подушки. О, как безжизненны и более чем девственно холодны были простыни! Он опустил голову на подушку, поджал колени и так лежал и дрожал. Немного терпения, и он, конечно, согреется, но пока холод страшный. Просто невероятно. Словно лежишь не в постели, а в леднике. Прямо на льду. Уж не заболел ли он? Вымок под дождем, простыл, вот зуб на зуб и не попадает и ноги дрожат в коленках.

Что-то не видно, чтобы он согревался, наоборот, становится все холоднее. Ледяное дыхание касается лба и щек, лед обнимает тело, льнет к ногам. Он вдруг в суеверном страхе приподнялся, упершись ладонями, вгляделся в подушку, откинул одеяло, присмотрелся — пусто. Он дышал жарко, но в лицо ему веяло холодом студенее могильного; его плечи, все тело были в огне, но ледовитые объятия влекли его книзу; у него возникло страшное подозрение, и он уже готов был заорать, но в этот миг его губ коснулись две влажные льдинки, и он устремился навстречу поцелую — ибо это, несомненно, был поцелуй, — который леденил, как мороз.