Читать «Попугаи с площади Ареццо» онлайн - страница 320
Эрик-Эмманюэль Шмитт
— Конечно, это из-за твоего письма.
— Из-за моего письма? — встревоженно воскликнул он.
— Ну да, письмо на желтой бумаге, где ты говоришь, что готов ждать меня всю жизнь и что надо быть слепой, чтобы не видеть, как ты меня любишь. Как и в прошлый раз, ты подписался: «Ты угадаешь кто».
Он медленно встал. Теперь он был достаточно уверен и в себе, и в ней, чтобы открыть правду:
— Патрисия, я не писал этого письма. И предыдущего тоже.
— Что?
— Клянусь тебе. Эти два письма сыграли решающую роль, они соединили нас, но я хочу, чтобы ты знала, что их автор — не я.
Патрисия оперлась на локоть и задумалась:
— Но тогда… — И она тихонько рассмеялась. — Тогда это он.
Ипполит нахмурил брови:
— Кто?
— Ну да, значит, это он их написал. Я-то думала, что он просто принес письмо от тебя, когда увидела, как он выскочил на улицу, ну, после того, как тот конверт просунули мне под дверь.
— Да кто «он»?
— Жермен. Значит, он не просто принес это письмо, а сам его и написал.
16
— Мне жаль, что нам нужно расстаться, Сингер.
Захарий Бидерман, сидя за письменным столом, смущенно рассматривал свои мощные руки: он обнаружил, что на них появились стариковские темные пятна.
— Да, Сингер, мы ведь расстаемся после двадцати лет совместной работы.
Мадам Сингер, стараясь не показывать своего волнения, отвернулась и смотрела на площадь Ареццо. За открытыми окнами можно было разглядеть пары взрослых попугаев, которые нежно склонялись к своим птенцам.
Всю свою жизнь она боялась этого момента и представляла, как это будет, когда ей придется распрощаться со знаменитым политиком. Иногда она надеялась, что он устроит роскошную вечеринку, чтобы отпраздновать ее уход на пенсию, в другие дни мечтала об очень простой церемонии, исполненной достоинства и почтения, а порой ей даже казалось, что это будет душераздирающее слезное прощание. И вот, вместо всего этого простенький разговор один на один ранним утром: он увольняет ее из-за стесненности в средствах, и свидетелями этой сцены стали одни лишь безразличные ко всему птицы.
— Я всегда очень ценил вашу преданность, вашу энергию и серьезное отношение к работе.
«И мою глупость тоже! — закончила про себя мадам Сингер. — Мне никогда не приходило в голову, что он мне врет и что он бросается на все, что движется». Узнав, что ее патрон, всегда собранный и воспитанный, замешан в таком количестве любовных интрижек, мадам Сингер была потрясена, и как секретарша, и как женщина. Она не могла отделаться от мысли, что ее он обманывал ровно так же, как и свою супругу: не только скрывал от нее правду, но и проявлял по отношению к ней корректность, граничащую с оскорблением. У нее в ушах до сих пор звучал смех людей, которым она сразу после его ареста, возмущенная разоблачениями журналистов, пыталась доказать, что не знает более почтенного человека, чем ее работодатель. Ну да, теперь-то она расшифровала эти лицемерные хмыканья в ее сторону: они означали, что она просто не из тех женщин, которые могут нравиться.
А тем временем Захарий Бидерман продолжал развивать свою мысль о совместно проделанной работе — его волнующий, чуть хрипловатый голос проникал в самую душу. Сингер вздрогнула: кто этот человек, сидящий перед нею? Тот интеллектуал, который двадцать лет вызывал у нее восхищение? Или распутник, причем жестокий, циничный и высокомерный, использующий женщин без всякого зазрения совести? Она не могла понять, как эти две составляющие в нем уживались и как два таких непохожих существа могли складываться в реального человека по имени Захарий Бидерман.