Читать «Мы - псковские!» онлайн - страница 26

Итак, с Волышевом мы распрощались. Нас ждала дорога, а на ней Четверг, который раздувал ноздри, нетерпеливо бил копытом и вожделенно косил на телегу. Он отнюдь не мечтал, чтобы скорее отправиться в путь, отнюдь нет: много радости — тащить за собой груженую телегу! Но косить на телегу глазом было приятно, поскольку на ней лежал купленный в совхозе мешок овса. Четверг был лошадью, а какая лошадь не испытывает к овсу глубокого чувства нежности — часто, увы, одностороннего и безответного? И мерин бросал на мешок столь пламенные взгляды, что доброе сердце Дмитрия Ивановича не выдержало. Старик щедро отсыпал в ведро овса, Четверг с наслаждением захрустел, и у его ног немедленно собрались окрестные куры, подбирая упавшие зерна и вздорно склочничая.

Километрах в тридцати от Волышева находится Вышегород, одно из любопытнейших на Псковщине поселений. О его достопримечательностях я расскажу после, но об одной, весьма важной для туристов,— немедленно. Дело в том, что на Вышегород ведет лишь извилистая полоса, стыдливо обозначающая дорогу. Я спросил волышевского шофера, веселого и жизнерадостного парня, не ездил ли он в Вышегород. Шофер мгновенно изменился в лице, помрачнел, поскучнел и упавшим голосом пробормотал, что с моей стороны довольно бестактно будоражить ноющую рану: оказывается, на этой дороге его машина вывихнула все свои суставы и в расцвете сил перешла на инвалидность. В заключение шофер наградил дорогу на Вышегород эпитетами, простительными для человека в крайней степени раздражения, и голосом, в котором звучала плохо скрытая ирония, пожелал нам удачного путешествия. Услышав наш разговор, Четверг вытащил морду из ведра с овсом и тяжело вздохнул. На лошадином языке это означало: «Я, умудренный опытом мерин, не припомню случая, когда меня кормили бы овсом только за мои красивые глаза. Заставите небось работать, как последнюю ломовую лошадь...»

Однако первая половина пути не вызвала у Четверга никаких нареканий: до села Дубровка тянулся большак, укатанный добротной щебенкой. Мы шли за телегой, загорали и болтали о всякой всячине. Вскоре к нашему отряду присоединилась старушка с бидоном малины. Она сообщила, что в лесу малины сколько хошь, что малина полезна от костей и что в деревне за Пьяным Камнем налево живет ее племянник. А Пьяным тот камень называется потому, что подле него обычно спят мужья, которые не решаются приходить домой навеселе. Камень оказался массивным валуном. Трава вокруг него была заметно примята.

В Дубровке мы зашли в первый попавшийся дом, купили у смущенного мальчишки молока и перед поворотом на Вышегород устроили привал. Интуиция нам подсказывала, что перед второй половиной пути нужно как следует подкрепиться и отдохнуть. Дмитрий Иванович выпряг Четверга, который тут же повернулся к телеге и ласково посмотрел на мешок с овсом. На сей раз Дмитрий Иванович проявил твердость, и Четверг, бросив на мешок туманный взгляд, отправился щипать придорожную зелень. А мы уселись и набросились на еду с яростью, понятной каждому, кто несколько часов подряд мерил ногами дорогу на опьяняюще свежем воздухе. Малыш, которого за домашний обеденный стол приходилось загонять при помощи хитроумных логических конструкций, поедал толстые ломти ржаного хлеба с солью без видимых признаков насыщения и запивал их чашками молока, урча от удовольствия. Мы с Травкой тоже работали челюстями, как жерновами, и лишь Дмитрий Иванович ел степенно, с присущей ему аккуратностью подбирая крошки и снабжая нас полезными сведениями.