Читать «Мы - псковские!» онлайн - страница 25
Владимир Маркович Санин
Взрослые песцы отличаются склочным и неуживчивым характером, и поэтому их расселили в отдельные квартиры. Зато щенки живут парами, причем подбирают их не по взаимной симпатии и духовным интересам, а по аппетиту: если один щенок съедает свою порцию быстрее другого, он немедленно бросается помогать приятелю, и начинается убыточная для совхоза драка, ибо могут пострадать шкуры. Поэтому неисправимых драчунов время от времени изолируют от порядочного общества.
— Например, вот этого. — Василий Георгиевич кивнул на клетку. — Отъявленный дебошир!
Мы подошли к наказанному. Щенок лежал в клетке такой трогательно-беспомощный, такой обиженный, что сердобольный Малыш расчувствовался, просунул в клетку палец и доверчиво погладил бедняжку по головке. Щелк! Юный хулиган не без сожаления проводил взглядом быстро отвернутый палец, облизнулся и вновь улегся — в той же трогательно-беспомощной позе.
Директор рассчитывает получить от зверофермы тысяч шестьдесят рублей чистого дохода — большие деньги, и даются они нелегко. Песцы — народ капризный, избалованный вниманием; если их не устраивает меню или не нравится уход, они могут учинить форменный скандал. Летом они требуют, чтобы их перенесли в тенек, осенью — чтобы им расчесывали линяющие шкуры, и каждый день — тщательной уборки помещения. Словом, у обслуживающего персонала забот не меньше, чем у горничных в гостинице, когда приезжают интуристы.
МЫ СВОРАЧИВАЕМ С БОЛЬШАКА
На Псковщине стояла устойчивая, редкостная для этого края жара. Поэтому в путь Травка предложила трогаться в пять утра, идти до одиннадцати и потом, в самую жару, отдыхать. Малыш тоже слышать не хотел о любом другом варианте: только в пять утра, и баста. Я знал, чем кончится дело, и не возражал. Усилия, которые я приложил, чтобы в девять утра выдернуть этих друзей из постелей, вполне заменили мне зарядку. Ровно в полдень мы вышли из дому. Травка и Малыш бормотали что-то насчет того, что завтра они как штык встанут в пять утра, но я уже не обращал на этот лепет внимания. Чтобы не возвращаться больше к данной теме, добавлю, что за все время путешествия лишь один раз нам удалось выйти в путь раньше полудня — кажется, минут на пятнадцать.
На прощанье мы еще разок полюбовались лошадками, приласкали свирепых львов, несущих вечную службу перед дворцом, раскланялись с Мухой и ее милыми дочками и посидели в парке под роскошными вязами, любимыми деревьями Анатоля Франса и его двойника г-на Бержере, который в их тени размышлял о природе добра и зла, о поучительных уроках истории и судьбах мировой цивилизации. Благоговение и любовь, которую я испытываю к профессору Бержере, заставляют меня признаться в том, что наши беседы под вязами были менее возвышенны и серьезного вклада в философию не внесли.