Читать «Сабля Лазо» онлайн - страница 39

Василий Григорьевич Никонов

Возле рудника небольшая фабрика стоит, «бегункой» называется. Там, в большой чаше, чугунные шары катаются, кварц размалывают. Кварц — порода крепкая, не сразу возьмешь. Шары эти быстро стираются, маленькими делаются. Потом их новыми заменяют.

Из кварцевой муки золото добывают. И везут куда-то, на прииске не оставляют — боятся. Есть тут людишки всякие: и уголовники, что срок поотбывали, и те, что по тайге шарятся, вроде Тихона Лукича, и такие, как Ван Ли.

Но большей частью здесь потомственные рабочие, такие, как Дениска Смекалин. Они друг за друга держатся, им терять нечего. Так что белые неохотно сюда идут, больше по селам квартируют — шкуру свою берегут. Одно дело Межгорье, другое — Золотинка...

Поздно вечером явились Тимка с матерью на прииск. Днем-то боязно было идти, в лесу отсиживались. У Дениски засветло тоже делать нечего. Лишние глаза — лишние разговоры.

Хатенка у Дениски ничуть не лучше смекалинской. Старенькая, слепенькая, кособокая. Крыша латана-перелатана. И железо на ней, и дранка, и толь. А дождь пойдет — корыт и ведер не напасешься. У иного охотника зимовье лучше.

Имущество у родичей не ахти какое: стол да кровать, посидеть путем негде.

Сам Дениска — та же голь перекатная, зимой и летом в брезенте ходит. Летом куда ни шло, а зимой — никакой мочи нет. Сверху ветер, снизу мороз, а в середине — Дениска. Пока до шахты добежит, сосулькой делается.

Внешностью Дениска на брата похож, на Платона Петровича. Волосы русые, глаза черные, плечи широкие, лицо округлое, приветное.

Любит Дениска поговорить, побалагурить. Неунывающий человек. Это у него от бабушки идет. Платон Петрович, тот молчун, каждое слово на весы кладет. А Дениска другого склада человек, с шуткой-прибауткой живет. Жизнь, она, говорит, такая: ты на нее ду-ду, она тебя — в дугу.

Жена его, Авдотья, женщина щуплая, низкорослая. Лицо мелкое, нос примятый. Губы тонкие, злые, характер поперечный. Только Дениске с ней и жить.

Никого не боится Авдотья, всех языком колет-режет. Все-то у нее дармоеды и прохвосты, она одна лучше других.

— Явились, не запылились, — шипит она на Татьяну и Тимку. — А у нас не постоялый двор, самим жить негде.

— И на том спасибо, — поворачивается Татьяна Карповна. — Пойдем, Тимоша, видно, не ко двору пришлись.

И ушли бы, если б не Дениска. Едва уговорил в дом вернуться.

— Вы не слушайте, что моя женушка мелет. Не зря говорят: мели, Емеля, твоя неделя.

— Сам такой! — огрызается Авдотья.

— Я болтаю, да край знаю. А ты шипишь да кусаешь почище змеи.

Авдотью никакими словами не смутить. Видать, не первый разговор у них такой.

— А по твоему братцу давно веревка плачет.

— А на тебя, глупую, и веревку пожалеют.

Дениска за водкой сбегал, хлеб, огурцы на стол выставил. Татьяна Карповна сало из узелка достала. Последнее, на самый край берегла.

— С прибытием вас! — Дениска поднимает рюмку. — Муж пьяница, да жена красавица — все хорошо.

Авдотья водку пьет, но нет-нет да и кольнет Татьяну Карповну. Дескать, Дениска мот-мотом, а в политику не лезет. Есть кусок хлеба — ладно, нету — у соседей выпросит. А вы, небось, в красные министры метите?