Читать «Большая Медведица» онлайн - страница 308

— Врубай, Олега сейчас должны казать.

Смотрели молча, да и смотреть, в общем-то, оказалось почти нечего. Все, что Святой хотел услышать в этой передаче, телевизионщики вырезали. Оставили дежурные вопросы и такие же ответы.

— Что теперь будет, Олег?

— Не знаю. Назад, наверное, вернусь, к звездам. К «Большой Медведице».

Тогда журналистка промолчала, а сейчас с экрана телевизора сказала:

— Нет, Олег, не примут тебя звезды.

***

У одиночной камеры столыпинского вагона, затянутой металлической шторой с глазком на уровне человеческой головы, нерешительно топтался конопатый коротконогий солдатик. Очень уж хотелось ему дыбануть через глазок на арестанта с пожизненным сроком заключения, но страшилось. «Вдруг в глаз ткнет», — наконец определился краснопогонник и стараясь не топать, ушагал вдоль других так называемых купе, где, несмотря на поздний час, бодрствовали зеки.

Не спалось и Святому. Уткнувшись лицом в пахнущий хозяйственным мылом сидор, он вспоминал и думал. «Высшая мера наказания — расстрел. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит», — это ему. Эдьке дали пятнадцать. Ветерку — вышку, но с правом жаловаться и тот, оттягивая прыжок в могилу, сидел в камере смертников и пописывал кассации в Верховный суд. Кот” отхватил пятнашку, Рыжий — столько же.

Вся жизнь Святого была замешана на личных симпатиях и антипатиях. Ельцин ему не нравился и поэтому помилования у него Олег просить не стал. Запретил он это делать и своему адвокату, который кричал в суде, что если смерть считать наказанием, то выходит, что вся наша жизнь — преступление, ведь рано или поздно все равно все умрем. Но кто-то Святому жизнь оставил. Спас или оставил, кто и для чего? «А может и правильно все это. Пуля в голову для меня слишком легкое путешествие на тот свет. Умереть легче, чем жить, — так кажется, говорит Ушатов. Культурного жалко, накатил ему Азаров от души. Где Эдька, что делает? Слава богу, живым по суду сорвался. В тридцать девять на воле будет».

Тонюсенький луч света, падающий в одиночку через глазок, кто-то перекрыл. Любопытно вытаращенный бельмоватый глаз, не мигая, изучал Святого.

— А пожизненное это как, до конца жизни что ли?

— До самого — сел на мышиного цвета полке Олег.

— Все равно лучше ведь, чем вышак.

— Не знаю пока, еще не разобрался. Дышу вроде, а зачем? Кости обтянутые шкурой идут куда-то на северо-запад, куда?

— Ты ведь Иконников? — ввэшник, боясь начальника караула, шугливо осмотрел коридор, и снова приник к глазку.

— Иконников.

— У тебя в сопроводиловке написано «Остров сладкий».

— Где это?

— На севере Архангельской области. Там раньше, еще при Сталине, лагерь особого назначения был, для политических. Теперь вот для вас его приспособили.

На пятые или шестые сутки бесконечного дерганья состава, среди ночи нежданчиком встали, и сразу привычно засуетился этап.

— Первый пошел. Второй пошел.

Затопали, забегали по узкому коридору вагона зеки. Один за другим отъезжали от «столыпина» с тяжким людским грехом воронки. Драл черноту ночи вой сторожевых псов. «Волки у них тут вместо овчарок что ли?»