Читать «Крест и порох» онлайн - страница 57

Андрей Посняков

– Я к пастырю, – ответила дикарка, подступила, положила ладонь ему на лоб. Прости Господи зевнул, сел на сундук, откинулся на стену, зевнул еще раз и закрыл глаза.

Язычница прокралась дальше, остановилась за спиной священника, потянула носом воздух и тихо спросила:

– Я обидела тебя, слуга великого бога?

Отец Амвросий, отвесив еще поклон, перекрестился, поднялся, повернулся к гостье.

– Чего тебе надобно, язычница? – сурово нахмурился он.

– Я хотела всего лишь узнать побольше о твоем боге, пастырь. Прости невольную ошибку глупой дикарки. – Гостья опустилась на колени, вскинула над головой берестяной коробец: – Вот, я принесла тебе испить травяного отвара. Надеюсь, ты смилуешься и откроешь мне тайны своей веры?

– Хорошо, язычница, – смягчился священник, взял корец. Не торопясь его осушил.

– Меня зовут Ирийхасава-нэ, пастырь, – напомнила полонянка.

– Искренне ли желаешь ты приобщиться к новой вере, язычница? – спросил отец Амвросий.

– Я готова отдать все, лишь бы узнать ее, пастырь, – ответила Ирийхасава-нэ и неожиданно скинула с себя одежду.

Свечи словно выстрелили, породив яркую вспышку, священник увидел перед собой сильное, красивое юное тело. Розовые языки пламени, раскачиваясь, словно поигрывали сосками высоких грудей, пробирались между ног, гладили ровные смуглые ноги, обнимали руки и плечи, явственно бегали по ее бокам и животу… Проваливались вниз, в столь соблазнительный… треугольник…

– Изыди, развратница… – неуверенно произнес отец Амвросий, ощущая, как бешено забилось сердце, как полыхнула огнем вся кожа, от макушки до пят.

– Ради познания тайн твоего бога, великий пастырь, я согласна на все… – Ирийхасава-нэ закинула руки священнику за шею, почти касаясь губами его губ. – Совершенно на все…

Отец Амвросий попытался выдавить из себя отрицание, но от близости полонянки все его тело напряглось до остолбенения. Жуткая, невыносимая похоть захлестнула разум, до дрожи пробирая все суставы, и он даже не почувствовал, как лишился одежды, оставшись перед язычницей в одном лишь нательном кресте.

– Открой мне тайны своего бога, и можешь владеть мною безгранично… – пообещала невольница, опрокидывая его перед распятием, и священник ощутил, как чресла его словно окунаются в кипяток, но кипяток не боли, а нестерпимого, как боль, наслаждения. Наслаждения, почти забытого, оставшегося в той далекой юности, когда он еще и не подозревал, что посвятит себя служению небесам. Что отречется от земных радостей во имя Иисуса, пожертвовавшего собой…

… но мысли путались, остро-сладостными волнами скатываясь вниз, к презренной плоти, к окаянному отростку, внезапно поглотившему все помыслы, и раз за разом тело содрогалось в волнах безумной ярости, требовавшей пробиться в самую глубину той, что сидела сверху, смеясь и напевая, и волосы ее развевались, словно по ветру, глаза горели огнем, а тело переливалось алыми отблесками свечей. И он изогнулся, пронзая язычницу, разрывая, убивая ее – и взорвался сам, окончательно потеряв остатки рассудка… И лишь невероятная слабость, бросившая отца Амвросия обратно на пол, не позволила ему натворить еще каких-то безумств.