Читать «Генерал Скобелев. Казак Бакланов» онлайн - страница 28

Возвращаясь, офицер подозвал Мирюткина:

— Ты уж меня, братец, прости. Погорячился я, не сдержался. — Казак молчал, хмурился. — Ты поступил необдуманно. Хорошо, что все обошлось. Если бы ты был на месте, мы бы Рахима в два счета выручили. Я ведь на тебя надеялся. — Он говорил с интонацией, неприятной самому. — В общем, давай все забудем, a я тебя отмечу по возвращении. Чин урядника выхлопочу.

— Пусть бог будет судьей, — чужим голосом прохрипел казак. — А об уряднике возраженьев не будет.

«Ну, и черт с тобой!» — выругался про себя офицер и вышел позвать хорунжего.

Верещагин

Вечером в дверь номера осторожно постучали.

— Да, да! Войдите! — отозвался Скобелев, ожидая появления вестового. Его часто вызывали в штаб даже ночью, когда случалось готовить к утру документы, карты или проверить службу охранения.

Дверь скрипнула, вошел невысокий худощавый мужчина в гражданском платье: чернявый, лобастый, на лице расплылась улыбка.

— Мсье Жирардэ! Учитель! Какими судьбами! — Михаил Дмитриевич бросился к вошедшему и, по-медвежьи обхватив его, стал тискать в мощных объятиях. — Да как же вы здесь оказались? Вот уж неисповедимы пути господни.

— Вот, как видишь, судьба занесла сюда, в Ташкент, — отвечал тот спокойным, ровным голосом, не теряя улыбки.

В фигуре, лице, голосе угадывался человек высокой воспитанности и доброго характера.

— Неужели прямо из Парижа?

— Нет, из Петербурга. А здесь я живу у Кауфмана, генерал-губернатора. Он пригласил воспитателем к своим детям. Я не стал возражать. Мне он сразу понравился, да и хотелось побывать на Востоке, увидеть его красоты. А когда узнал, что ты в Ташкенте, тогда окончательно решил.

Они сели друг против друга, и полилась беседа. За окном незаметно подступили мягкие сумерки южной бархатной ночи. Засияли первые звезды. Назойливо звенела цикада, откуда-то доносились звуки музыки.

— Вот что, милый учитель, а не продолжить ли нашу беседу в ресторане? Тем более, что я голоден, как волк. Там поужинаем.

— Ну что ж, мой ученик, я возражать не буду.

Единственный в Ташкенте ресторан с пышным названием «Сан-Ремо» был полон. Большинство столиков занимали офицеры. На невысокой сцене разместился жиденький оркестр, состоявший из скрипки, альта, контрабаса и расстроенного пианино. Мадемуазель Жужу, в которую была влюблена половина офицеров гарнизона, пела душещипательный романс про любовь и измену.

Уединившись в дальнем углу, они мирно продолжили беседу. Рассказать им, особенно Михаилу Дмитриевичу, было о чем. И француз-воспитатель слушал его со вниманием, побуждавшим к искренности.

Пройдя через зал, за соседний с ним стол уселся высокий, крепкого сложения бородач с Георгиевским крестом в петличке. Встретив взгляд Жирардэ, с достоинством поклонился.

— Кто это? — осторожно спросил Михаил Дмитриевич.

— А вы разве незнакомы? Это же художник Верещагин.

— Тот самый?

— Да. Я недавно у Кауфмана с ним встречался.

— Его картины превосходны. В них сама жизнь.

— Согласен, мой друг. Он истинный талант. Сделал много, но его ожидает прекрасное будущее. Такое дано далеко не каждому.