Читать «Мифы и легенды народов мира. Том 10. Восточная и Центральная Азия» онлайн - страница 89
Николай Георгиевич Гарин-Михайловский
— Благородный мой Цзаса, я узнаю тебя. Все же не порти шкуры этого тигра — мы сумеем искусно умертвить его. Как бы нам получить сто шлемов из шкуры его головы, а из шкуры туловища — сто пятьдесят броней? Пусти же его, мой Цзаса!
— Ах, Богдо мой! Что он приказывает? — говорит Цзаса и, смеясь, выпускает тигра.
Тогда Гесер–хан левой рукой стиснул горло зверю, сильно сотрясши его, выхватил правою рукой свой нож для очинки стрел с хрустальною рукояткой, и, целиком всадив его в глотку тигра, вышел наружу. Покончив с тигром, он сказал:
— Разве ты не мастер, мой Цзаса? Выкрой, как по мерке, тридцать шлемов для тридцати своих богатырей из шкуры его головы, а из шкуры туловища выкрой ровно тридцать броней. Остаток раздай лучшим из трехсот хоигучинов передового отряда!
Уничтожив тигра, Гесер–хан со своими тремя богатырями пустился в обратный путь, и вот в дороге Цзаса–Шикир стал ему докладывать:
— О, мой Богдо! Негодный Буйдон с тридцатью твоими богатырями обратился в бегство. Дорогое имя твое…
— Перестань, — перебил его государь десяти стран света, Гесер–хан, и изрек:
— С раннего детства я стал уничтожать докшитов и всегда пользовался Буйдоном как проводником. Кому уподоблю его? Человеку, который в темную ночь не пропустит даже и воткнутой иглы? Вот какой был проводник этот Буйдон! К тому же он так мудр, что постигает языки всяких существ шести разрядов. И будет ему титул Мерген–Тэбэнэ — Мудрая Игла!
ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ
У китайского Кюмэ–хана скончалась — сделалась Буддой, — супруга, и вот по случаю ее кончины вышел ханский указ:
«При таковых моих обстоятельствах пусть плачут все. Кто стоит — плачь стоя. Кто в пути — плачь в пути. Кто еще не в пути — так и плачь. Кто поел — плачь уж поевши. Кто еще не ел — так и плачь!»
Вот какой указ издал хан. Собирается опечаленный народ у приказа ханских сановников, в один голос рассуждает:
— Скончается, бывало, ханша — прах ее предадут земле; собрав лам, закажут им сорок девять суток читать номы; так щедро потом одарят, что не унести; хан по сговору возьмет себе супругу–ханшу и возрадует, бывало, весь свой народ. А тут выходит, что умерла не одна только ханша: всему народу приходит смерть! К чему же другому поведет этот указ?
И стали тогда все сообща доискиваться, кто бы это смог развеселить хана? Но сколько ни доискивались, не находилось никого. А у этого хана было семь плешивых кузнецов, все семеро родные братья, а между ними старший плешивец, по прозванью шальной–пустомеля; унимать его умела только его жена. Этот плешивый кузнец, отложив свою работу, говорит своей жене:
— Вот ханские чиновники рассуждают о том, кто бы это смог развеселить хана. Но ведь если не сможет развеселить его милостивый Гесер–Мерген–хан, государь десяти стран света, то кто же другой, кроме него, в состоянии развеселить? А эти негодные того и не ведают! Разве не так?
— Ах ты, шальной дурень, — восклицает жена его. — Ах ты, скверный беспутный плешивец! Не ты ли надоумишь ханских цзайсанов в том, чего они не домыслили? Берись–ка за свою давешнюю работу да помолчи!
