Читать «Дневник Саши Кашеваровой» онлайн - страница 33

Вернулась домой и написала стихотворение:

Она сидит на краю стола, болтает ногами,выпрашивает коньяк,Рассказывает бесхитростные дела, такой-то —влюблен, зануда, такой-то – дурак.Она пьет кока-колу, смеется, обмахиваетгорячие щеки тетрадью,Она носит такое в школу, что русичкавчера почти всерьез назвала ее блядью.Смешно.Я курю и смотрю в окно.Не до нее.У меня – свое.Она пьет кока-колу и плачет, мальчикпо имени ГошаПроводил ее дважды домой, и они целовалисьв прихожей,И он был – ну такой, понимаешь, Маш,ни на кого не похожий,А вчера – понимаешь, мимо идет, да ещес такой наглой рожейИ, рыжей дылдой, а у нее – понимаешь? —пятый размер груди.Я говорю ей: все у тебя впереди.Но она не верит, что без мальчика по имени ГошаВпереди может быть вообще что-нибудь хорошее.Ей было четырнадцать позавчера,Она еще и не фамм ни хера,Но считает себя фамм фаталь,Курит в форточку. Смотрит вдальИ не замазывает морщинки с утра.Ей хотелось бы быть не собою, а мною,Чтобы так не рвало на куски весною.Чтобы к телу – шелк, к языку – яд, к ногам —каблуки,Чтобы с подругами обсуждались в прокуренном бареЖивые, а не киношные мужики,Чтоб субботние вечера были дурманно легки,А субботние ночи гнили в безжалостном синем пожаре.Я не хочу, чтобы мною была она,Но когда она так отчаянно влюблена,Я становлюсь вдруг самой себе смешнаИ противна. Но я знаю – пройдет,Когда она попрощается и уйдет,Забрав с собой кока-колу,Оставив лед.

22 февраля

А в детстве мне нравилось спрятаться от родителей в магазине и откуда-нибудь из-за угла или из-за вешалки наблюдать, каким растерянным становится мамино лицо, когда ее взгляд упирается в пустоту в попытке найти меня.

У меня была одноклассница, распущенная истеричная девица, которая, чуть что не по ней, начинала угрожать всем подряд самоубийством. Она кричала: «Вот сейчас запрусь в туалете и повешусь!» и математичке, залепившей тройку, и хулигану, вылившему на ее стул клей, и – уже в старших классах – одному несчастному мальчишке, которого угораздило стать объектом ее первой влюбленности.

Однажды так вышло, что на какой-то школьной вечеринке мы оказались в «курилке» (так мы называли один из туалетов на первом этаже, в котором удобно было прятаться от учителей и дежурных по коридору) вдвоем. Только я, она и единственная сигаретина.

Говорить было решительно не о чем. И тогда я спросила:

– Слушай, Оль, а почему ты все время кричишь это «повешусь», в чем прикол? Что ты при этом чувствуешь?

Я ожидала, что она обидится и демонстративно начнет мылить веревку, но Оля, ненадолго задумавшись, ответила:

– Мне с детства кажется, что на меня всем плевать. Я вот возвращаюсь из школы, пытаюсь что-то рассказать матери, а она уткнется в книжку или телик и только говорит: «…угу… угу…» Устает очень. Иногда мне кажется, что я должна умереть, чтобы меня все заметили.

– Тебе, наверное, представляется, как они будут рыдать у гроба, в которым ты красивая, строгая и в белом? Недолюбили, недооценили… – Я затянулась.

– Недооценили… – мечтательно повторила она.

– Но ведь ты этого не увидишь! Тебя уже вообще не будет! Ты никогда не узнаешь, плакали они или нет.