Читать «В муках рождения» онлайн - страница 98

Медленно пройдя вперед, она протянула ему руку и произнесла: Овнан… Горец бросился к ней и, упав на колени, взял эту нежную, прекрасную руку, прижал ее к устам и разрыдался, омывая ее слезами.

Так он оставался долго, пока княгиня не произнесла: «Довольно, Овнан». Овнан поднял голову и прошептал: «О моя госпожа, если бы мне умереть сейчас»…

Глава восемнадцатая

Последнее свидание

Неизвестно, сколько времени оставались они в таком положении, как Овнан внезапно почувствовал, что Васкануш покачнулась. Заметив, что она падает, он подхватил ее, как ребенка, и усадил на диван.

Ужас охватил его, когда он увидел мертвенную бледность, покрывшую ее лицо, побелевшие губы и закатившиеся глаза.

— «О господи, — шептал Овнан, — вот как ты услыхал мою просьбу, как наказал меня. Я для себя просил смерти».

Закаленный воин, знавший только войну и кровь, Овнан не имел понятия об обмороках, он знал только жизнь и смерть, а состояния между ними не представлял себе. Он раскрыл окно, распустил дрожащей рукой завязки на ее девственном теле. Он хотел дать ей воды, но губы ее были плотно сжаты, и холодная вода пролилась на белоснежное тело. Легкое содрогание дало знать Овнану, что жизнь билась в ней. Он стал растирать ей руки и ноги, обвевать ей лицо и грудь. Но вот она задышала, губы ее разомкнулись, и глаза раскрылись. «Боже, боже, что это за благодать…» — прошептал Овнан. Васкануш глубоко вздохнула и села. «Где я?» — спросила она, — «Здесь, моя госпожа».

— Овнан, побудь здесь, не уходи… О, каким долгим было одиночество, — сказала она и вновь потеряла сознание. Он опять стал растирать ей руки и обвевать лицо, когда, наконец, с радостью увидел, как его госпожа выпрямилась и села. Краски вернулись к ней, она поправила свою рясу и рукой указала Овнану, чтобы он закрыл окно и дал ей воды. Буря прошла, княгиня сидела на диване, а Овнан, чувствуя себя виноватым, стоял на коленях, боясь, чтобы снова не повторилось то же самое.

— Подойди ко мне, Овнан, — произнесла, наконец, Васкануш. В ее слабом голосе слышались повелительные нотки. Но бедный горец, словно ослепленный ярким солнцем, для которого мир много лет казался мраком, не решался смотреть на нее. Он робко приблизился к ней и опустился на колени.

— Рассказывай же, Овнан… сколько лет уже, как мы расстались… Что ты делал все это время? Тебе не о чем мне рассказать?

— О чем рассказывать, моя госпожа…. Прошло двадцать семь лет, я многое пережил за это время. Какими краткими были те бесценные дни и бесконечными эти годы! Я каюсь в своей вине, я совершил великое преступление. Несчастное, жалкое существо, я осмелился поднять глаза на такого ангела, как ты. Но можно ли было видеть тебя, знать тебя и не любить? Мое бедное сердце говорило мне: «Бога видеть не дано человеку, но любить его каждому человеку, каждому сердцу и каждому уму — это божественная заповедь. Если ты видишь божью благодать в этом высшем существе, если можешь удержаться, — не люби, но так как ты не в силах, — люби и люби безнадежно», Я был доволен своей судьбой, когда безмолвно поклонялся тебе, был доволен тогда, когда уходил из дворца Багратуни, по одному звуку твоего голоса выполняя твой приказ, слыша только одно слово из твоих уст «Овнан», видя тебя хотя бы издалека, заметив тень твоей одежды… Я поднимался на вершины своих гор и часами, в одиночестве, жил этими воспоминаниями. Я чувствовал себя на небе, и мне казалось, что я самый счастливый из смертных. Но мое дерзновение, то, что я вознесся в мечтах, оказалось неугодным богу, и он покарал меня. Я был достоин этого наказания, но когда я думал о том, что и ты, мой бесподобный ангел, страдаешь, ты, созданная быть царицей, носить багряницу и виссон, находишься в заточении за мои прегрешения, — вот чего я не мог простить себе. Я не осмеливался показаться тебе на глаза и просить прощения.