Читать «Жизнь – Подвиг Николая Островского» онлайн - страница 33

…В результате осмотра я диагностировал: одеревенелость позвоночника, прогрессирующий, обезображивающий суставный ревматизм, слепоту на оба глаза, почечные камни, левосторонний сухой плеврит…

Кроме того, имелась весьма значительная атрофия мышц. Конечности больного, вследствие окостенения суставов, были совершенно неподвижны. Шея так же неподвижна. Вращение головы невозможно. Только в лучезапястных суставах и суставах рук сохранилась ограниченная подвижность. Движения нижней челюсти также весьма ограничено. Рот открывался лишь настолько, что между зубами проходила пластинка около сантиметра толщиной.

Сердце работало удовлетворительно, с этой стороны опасности не было. Но болезнь, несомненно, имела наклонность прогрессировать.

Это был один из самых тяжелых случаев такого рода заболевания. Больной должен был испытывать мучительнейшие боли. Судя по рассказам Николая Алексеевича, все терапевтические мероприятия, так же, как и неоднократные хирургические вмешательства, особой пользы не принесли. Медицина оказалась в данном случае бессильной.

Как оказалось, Николай Алексеевич был отлично осведомлен о сущности своего заболевания и знал, что исход его болезни предрешен. С первого же момента осмотра больного я невольно отметил его образ и манеру держать себя… Из уст этого живого изваяния лилась поражавшая меня речь, насыщенная самым радостным оптимизмом.

…Возвращаясь домой и анализируя нашу встречу с Н.А.Островским, я должен был сознаться, что этот человек заставил зазвучать в моем сердце какие-то новые струны. Я почувствовал, что меня влечет к нему не только обычный профессиональный интерес врача, а глубокое сочувствие к его трагедии и вместе с тем – сознание находки какой-то драгоценности, встречи хотя с молодым, но с подлинным учителем жизни.

…Через два дня я снова навестил Николая Алексеевича.

…У него на постели лежал револьвер, с которым он никогда не расставался. Это был тот самый револьвер, который упоминается в эпизоде с Корчагиным, хотевшим покончить с собой. Николай Алексеевич нарочно держал этот револьвер при себе. «Это живой свидетель моей победы над ним», – сказал он как-то Л. Н. Берсеневу.

…Вообще Николай Алексеевич умел держать себя в руках, и не знающий его человек легко мог подумать, что он не испытывал вообще боли, а между тем это будет совершенно ошибочно. Мне неоднократно приходилось видеть, как Николай Алексеевич сверхчеловеческими усилиями воли подавлял чувство боли и не показывал вида, что он страдает…» («Николай Островский – человек и писатель – в воспоминаниях современников (1904–1936)». Изд. «Дружба народов», М., 2002, стр. 108, 110,120).

И еще об одном важном моменте, на который особо обратил внимание С.Трегуб, автор нескольких книг о Николае Островском и его творчестве. По сути речь о том же – о мужестве, с которым он держался при встрече с любым человеком: был ли это доктор или писатель, летчик или «добровольный секретарь», писавший под его диктовку книгу:

«Он просит вошедшего сесть рядом, протягивает кисть левой руки – лишь кисти рук с трудом подчинялись ему, сохраняя слабую подвижность, – и, пожав вашу руку, не выпускает уже ее до конца встречи.