Читать «Шейх и звездочет» онлайн - страница 5

Ахат Хаевич Мушинский

— Червей надо накопать, пока светло.

— Какие зимой черви?

— Обыкновенные, просто они сейчас поглубже сидят.

— Покушай сначала.

— Потом.

Он нахлобучил отцовскую шапку, защелкнул на телогрейке ремень со звездой на бляхе и пошел.

Червей мы копали в овраге — на Ямках, как мы называли тот громадный извилистый овраг за школьным двором. Там летом окрестные жители и картошку сажали, там же, на ближнем склоне, и свалка прижилась, а подальше, за поворотом, на дальних Ямках блестело озеро, на котором устраивались преславнейшие морские бои: весной — на льдинах, летом — на чем попало: на плотах из сваленных заборов, флотилиях из бочек, носилок, автомобильных шин… Бывало, с какого-нибудь «крейсера» в воду разом человек по десять летело.

Зимой озеро превращалось во множество хоккейных площадок, а склоны Ямок — в раздолье для лыжников. Здесь и слалом крутили, и с трамплинов сигали, и на одной лыже с подрезанным задком такие кренделя выписывали — залюбуешься!

Неукатанной оставалась лишь занесенная снегом свалка ближних Ямок. Туда и направился Шаих.

Холода стояли суровые. А может, и не очень. Все-то мы склонны преувеличивать, что окружало нас в детстве. Но сугробы уж точно были громадными, провалишься — с руками уйдешь.

Шаих начал орудовать лопатой на северном склоне, где снежка навалило поменьше, он весь собрался в своеобразный калфак, или точнее, — козырек на лбу обрыва. Сначала работа шла хорошо, а вот когда докопался до земли да взялся за ломик, да зазвенел он у него в руках, тогда, должно быть, вспомнил о пирогах и теплой печке. Хотя не той он породы — упрямец. Искры летели из-под каленого металла. Не земля, а бетон. Но все же постепенно, нехотя, сантиметр за сантиметром она стала уступать.

А когда на штыке лопаты шевельнулся долгожданный червячок, снежный козырек рухнул. Снаружи от Шаиха лишь отцовой шапки завязочки бантиком остались… Другой бы там, пожалуй, так и застыл до весны, заживо погребенный. А он выбрался. И снова принялся за свое. И вернулся-таки с червями. Вялыми, правда, но живыми.

На следующий день рано утром, ежась в промерзлых сенях, я пожелал ему успеха, и он растаял во тьме и холодрыге.

Он пошел на Казанку, к Горбатому мосту. Говорили, что в тех местах особенно хорошо клевало. Выбрал припорошенную лунку, намотал веревку пешни на руку, стал долбить. Ледок в лунке оказался молодым, а веревка гнилой, и пешня со второго взмаха булькнула с концами. В руке огрызок страховки, на воде пузыри, но что делать, не топиться же из-за железки, натянул шапку потуже, обнажил полутораметровое бамбуковое удилище… Откуда у него, уроженца сухопутной деревушки Высокогорского района, эта рыбацкая страсть? Насадил полудохлого червя на крючок, утопил в студеной воде и, покусав подмерзшие пальцы, уставился на поплавок, который покачался и замер в шуге. Шаих вычистил лунку, ледяная кашица вновь завязалась. Шаих — опять… Она — снова…

Как ни упрям был мой друг, но мороз свое взял. Шаих поднял удочку с беспомощным поплавком, размышляя, что делать. Неподалеку чернела стайка рыбаков. Он подошел к ним. У них были странные, со школьную линейку, удилища с велосипедными ниппелями на концах, странная насадка — крошечные, клюквенно-яркие червячки. Старик-рыбак, выслушав паренька, посмеялся, дал клубочек мотыля, а вот ниппеля лишнего у него не оказалось.