Читать «Неизвестная Россия. История, которая вас удивит» онлайн - страница 103

Уже сам раскол – сознательный разрыв с комфортной средой, риск гонений и мученической смерти, готовность начать все заново в самых суровых условиях, часто за сотни верст от родного дома, – предполагал отбор в староверие наиболее самостоятельных, сильных и активных индивидов. Характерно, что Аввакум отказывался понимать жалобы обывателей, дескать, мы люди маленькие, ничего не решаем, а потому и ответственности на нас никакой: «Глаголют бо безумнии человецы, утесняющие себе душу: «не нас де взыщет Бог законное дело и веру; нам-де что? Предали патриарси и митрополиты со архиепископы и епископы, мы-де и творим так…» О неразумные души беззакония… сила Божия есть всякому верующему…»

Иными словами, ссылки на малый социальный статус, якобы извиняющий безответственное поведение и компромиссы с совестью, решительно отвергаются Аввакумом. «Прозри, дурачищо, болишь слепотою!» – кричит он. Протопоп вообще исходил из идеи равенства людей в христианском подвиге «От дел звание приемлют. Али ты нас лутчи, что боярыня? – обращается протопоп к Морозовой. – Да единако нам Бог распросте небо, еще же луна и солнце всем сияет равно, такожде земля, и воды, и вся прозябающая по повелению Владычню служат тебе не больши, и мне не меньши». И далее Аввакум говорит о «чести», то есть знатности практически словами современного подростка: «А честь пролетает. Един честен – тот, кто ночью востает на молитву».

Таким образом, раскольники, конструируя свою новую общность, отвергали существующую в России социальную систему с ее малыми людьми, которые якобы ничего не решают, властями и родовой знатью – вся эта иерархия, по словам протопопа, «пролетает». Взамен он предлагает то, что сегодня назвали бы «меритократией»: избранными являются хорошие люди, по личным качествам, а не по своему чину, социальному или имущественному положению.

Характерно, что в общинах раскольников не было деления на иерархию, обладающую сакральным знанием, и безмолвную паству, каждый рассматривался как полноценный участник церковной жизни, в том числе в вопросах толкования Писания. Неудивительно, что старообрядцы в массе своей были гораздо более грамотными. Так, в первой половине XIX века в среде синодальной паствы один грамотный приходился на 17 неграмотных, в старообрядчестве пропорция была 1 к 3. В 1908 году 36 % крестьян-староверов умели читать и писать, в Московской и северных губерниях – до 50 %, в то время как среди крестьян-никониан Центральной России таких было только 23 %. Даже в Польше грамотных крестьян насчитывалось всего 30,5 %. Еще в начале XVIII века никонианский митрополит Дмитрий Ростовский негодовал: «Почти в каждом городе изобретается особая вера; простые мужики и бабы догматизируют и учат о вере». Один наблюдатель середины XIX века замечает: «Всякий бедняк имеет… свой голос». Во время полемики могут «заправлять речью», «ничем и никого не стесняясь, наиболее начитанные, будь это хоть последние бедняки».