Читать «Долгие слезы. Дмитрий Грозные Очи» онлайн - страница 143

Дмитрий хлопнул ладонью по мокрой, горячей от бега и солнца конской шее, вмял в нее Глазастого овода; вроде услышал, как хрустнуло под ладонью сухое брюшко. Да не раздавил, знать! Отняв руку, увидел, как овод отпал, покатился в пыль коню под ноги, но вдруг перед самой землей вновь воспрял с жадной силой, расправил крапчатые мятые крылья и вильнул в сторону, пропадая из виду.

«Эх, надо было, как и звал его владыка Варсонофий, вместе с ним на ладье Волгой плыть!.. Мало, что пыль да жара, да еще и мошка над каждым конным в летучей канители брачуется, оводы кровь, точно мед на пиру, сосут, уж пьяны, а все не похмелятся, ни плетью, ни березовым веником от них не отмашешься…» — устало подосадовал Дмитрий.

А и правда, коли была в небе над головой туча, так и та летела порхата. Бедные кони вконец извелись от укусов. Мухота облепила им влажные губы, лезла в глаза и уши, оводы с лета впивались стрелами жальцев под кожу. Кони трясли головами, на ходу доставали копытами брюхо, остервенело хлестали себя хвостами по ляжкам, но тщетно — необоримо висело над войском летучее воинство…

Глухой и мерный топот сотен копыт давно уж убаюкивал Дмитрия.

«Так и люди иные — сыты лишь кровью, и нету на них укороту…» — вяло подумал он и провалился в короткий, будто падение, сон.

И опять пригрезилось ему в дреме ненавистное лицо Юрия, выпученные, подернутые смертной, белесой поволокой глаза да меч под горлом, утопленный по рукоять…

Гоня наваждение, князь вскинул затяжелевшую голову и на собственной шее, под горлом, прибил, поди все того же, жадного овода, смял его меж пальцев так, что теперь уж не брюшко щелкнуло, а серая, с сизым отливом головка, на которой в удивлении выпучились маковые, бессмысленные глаза.

— Скоро ли станем, князь? Мочи нет, жарко! — Данила Грач, подведя близь коня, улыбнулся черным, грязным лицом.

— Скоро, — хрипло выдохнул Дмитрий, кинул поводья Даниле, тяжело, неуклюже сполз с седла и пешим пошел в стороне, обивая пыль с востроносых, красной кожи сапог о жухлую, выстоявшуюся траву…

И вновь вернулись на круг неотвязные, безответные мысли…

«Что же делать, если ханская милость стала выше достоинства?.. Да даже ведь и не милость, а лишь надежда малая на Узбекову милостивость… Так, может быть, лучше сразу лишиться этой жалкой, холопской надежды, ради собственной души и собственного достоинства?.. Либо есть у народа достоинство, так для всех оно, либо нет того достоинства у народа, тогда и самые достойные из него станут бесчестными. Но какое же еще общее горе нам надобно, чтобы воедино сплотиться в достоинстве, если и плети татарской нам мало?.. Может быть, отцова-то смерть и нужна была лишь для того, дабы вспомнила Русь о достоинстве и уж не в лживой татарской милости, а в ином искала надежду?.. Разве не за ту правду предпочел отец умереть, один приняв смерть за многие христианские души? В единстве и правда! И разве в самой смерти отцовой не воссияла та правда! Разве не служит тому доказательством, что нетленными сохранил Господь мощи отцовы?..