Читать «Теннисные мячики небес» онлайн - страница 173
Стивен Фрай
Саймон встал. Глубоко вздохнул.
— Ах, Порция, — произнес он. — Порция. Я и сказать тебе не могу, что…
И он принялся мерить шагами кабинет.
— Я был на лекции, которую ты читала в прошлом апреле. Смотрел с улицы, как ты ходишь по своей кухне. Все тот же дом на Плау-лейн. Я читал твои книги. Видел твой свет в глазах Альберта. Но увидеть тебя здесь… Это так…
— В глазах Альберта нет света. Больше нет. Ты его загасил.
Однако Саймон не собирался сворачивать на предложенный Порцией путь.
— Речь, я полагаю, о его сайте, не так ли? Я заходил туда. Альберт снабдил меня светлыми волосами. Зрелище довольно пугающее. Тогда ты все и поняла, верно? Или давно уже знала?
— Честно говоря, не уверена. Я видела тебя только по телевизору и в журналах. Что-то такое шевелилось в сознании. Недоверие. Тревога, быть может…
— Недоверие? — Саймон снова уселся напротив нее. — Как можешь ты говорить о недоверии?
— Ну, некое неуютное чувство. Пожалуй, что и недоверие. Прошу тебя, Нед. Я не хочу говорить ни о чем, кроме моей семьи. Моего сына.
— Он должен был стать моим сыном!
— Но не стал. Половина в нем от Гордона, половина от меня. От тебя ничего.
— Я знаю. Знаю. Я думал… мне приходило в голову… быть может, ты солгала насчет его возраста. Быть может, он в действительности на два года старше. Быть может, он был зачат…
— Вот и опять колени запрыгали.
Саймон встал.
— Я понимаю, он сын Гордона. Но и ты должна понять, — он снова начал расхаживать, — что со мной произошло. Что они со мной сделали.
— Эшли, Гордон и Руфус. Я знаю, что они сделали.
— Знаешь? Откуда ты можешь знать? Нет ни малейшей возможности.
— Гордон мне рассказал.
Саймон остановился, повернулся.
— Рассказал? — Ходьба возобновилась. — Да. Ясно. Он тебе рассказал. Наверное, в этом есть смысл. Ты поняла, кто я, сообщила ему. Он признался во всем и послал тебя ко мне. В этом есть смысл.
— Вы, может быть, разбираетесь очень во многом, мистер Коттер…
— Порция, прошу тебя. Ты же знаешь мое имя. Вот и пользуйся им.
— Вы, может быть, разбираетесь очень во многом, мистер Коттер, — упрямо повторила Порция, — говорите на многих языках, управляете множеством предприятий, контролируете множество жизней, но о людях вы не знаете ничего. Гордон рассказал мне все много лет назад. Много лет. Примерно в то время, когда родился Альберт. Мысль о случившемся разъедала его мозг, точно опухоль. Он наблюдал, как я день за днем хожу в больницу, чтобы разговаривать с вашим отцом, и сознавал, что ответственность за все это лежит на нем. И страдал. Он, знаете ли, любил меня. И никогда не прекращал попыток найти вас. Я сдалась задолго до него.
— Что ж, это, определенно, был умный способ завоевать тебя. В уме его я никогда не сомневался.
— А стоило бы, ума у него не много. Доброе сердце и никаких мозгов. Посмотрите, в какую беду он попал.
— В беду? Ты посмотри лучше, в какую беду попало то африканское племя. Доброе сердце!
— Ох, ради всего святого. Вы что, собираетесь открыть здесь дискуссию о моральной ответственности? Почему мы должны относиться к африканцам, как к детям? Когда они сами себе причиняют вред, разве это неизменно наша вина? Разве Гордон вел себя хуже правительства, которое, собственно, все и устроило? Хуже, потому что он белый и должен «понимать, что к чему» яснее, чем бедные, беспомощные негритянки? Да, он поступил дурно. Как и мы поступаем дурно всякий раз, когда покупаем куклу, изготовленную детьми, работающими на предприятиях с потогонной системой. Добрые, достойные, благородные, либерально настроенные мужчины и женщины помешивали некогда сахар в своих чашечках с кофе, прекрасно сознавая, что кофе этот собран рабами. Мы носим кожаные туфли, и в один прекрасный день это вдруг признается верхом безнравственности. Мы покупаем то да се, мы живем в этом мире, мы все соучастники, все варимся в одной нравственной каше. Ради любви к Господу, как можете вы быть таким высокомерным? Неужели нельзя хоть на миг посочувствовать человеку, тонущему в трясине?