Читать «Три креста» онлайн - страница 38

Федерико Тоцци

— Завтра узнаем, примут ли вексель, — сказал Джулио.

— Я более чем уверен! — ответил Никколо.

Энрико отрицательно покачал головой, затем взорвался:

— Не примут — так я их там всех перебью. Чертовы воришки! Что им стоит сделать людям одно маленькое одолжение? Посмотрел бы я, как они поступили бы на нашем месте!

— Ой-ой-ой, да что ты понимаешь! — возразил Никколо. — Раз ты говоришь, что не примут — значит, точно все будет прекрасно! Я так и вижу, как господа из банка разглядывают наш вексель. Что ж, мы, в конце концов, добропорядочные люди, нас не в чем подозревать!

Джулио подхватил в каком-то наивном восторге:

— Буду думать об этом векселе день и ночь, и мои мысли сделают его настоящим!

— Значит, зря мы давеча беспокоились. Если придет Корсали — извинитесь перед ним за меня. Я ведь не хотел его обидеть, — сказал Энрико.

— Ты куда?

— Пойду, сыграю партию-другую в брисколу. А то я сам не свой!

Никколо то ли от радости, то ли от нервов стал напевать какую-то сальную песенку. Джулио слушал его и вдруг почувствовал резкую боль внутри, словно его разрубило пополам. Он только закрыл лицо руками и ничего не сказал брату.

XII

Одному из банковских служащих показалось странным, что его друг Никкьоли в который раз подписывает вексель для Гамби, и он не преминул поделиться с кавалером своими сомнениями.

Тот не мог поверить собственным ушам, его настолько потрясла эта новость и столь ужасными казались ее последствия, что даже жене не удавалось его успокоить. И дело было не только в деньгах: Никкьоли утратил всякое уважение и доверие к людям. Жена убеждала его, что даже в случае полного банкротства Гамби не пройдет и года, как он сможет возместить себе потерю шестидесяти-семидесяти тысяч лир доходами от ренты. Она гладила мужа по голове, он целовал ей руки, но затем снова впадал в истерику и не знал, бежать в лавку прямо сейчас или подождать до завтра, чтобы немного прийти в себя. Жена никуда не пустила Никкьоли, он провел бессонную ночь, тихонько рыдая, и уснул под утро от полного нервного истощения.

Проснулся кавалер с намерением немедленно отправиться в лавку и излить на мошенников весь свой гнев и презрение. Никкьоли брел по улице, будто во сне: он взмок и ощущал сильную слабость. Чтобы как-то приободриться, он решил прежде зайти к Корсали.

Гамби уже были в курсе, что вексель не принят и против них выдвинуто обвинение. Казалось, об этом знал весь город; люди останавливались у витрин лавки и громко спорили: кто-то говорил про девяносто тысяч, а кто-то убеждал, что тут все сто. Энрико зашел в кабачок, чтобы договориться о партии на вечер, — его подняли на смех. Он поскорее побежал предупредить братьев, которые, впрочем, уже и так заметили толпу зевак возле лавки. Все катилось в пропасть.

Услышав новость, Джулио потерял сознание. Никколо бросился к брату и принялся обнимать его и звать по имени, пытаясь привести в чувство. Энрико, дабы избежать прилюдного позора, предпочел потихоньку улизнуть и запереться дома. Когда он все рассказал Модесте, та не сдержала крик отчаяния, а следом за ней заголосили и племянницы.