Читать «Три креста» онлайн - страница 17

— Я всегда обращался с ней учтиво, по-родственному, но теперь она у меня попляшет!

— Нет уж, со своей женой я сам разберусь!

Узнав обо всем, Джулио всплеснул руками:

— Мы пропали! Это конец! Женщины лукавее дьявола! Подумать только, а с виду такая кроткая… Видимо, подслушала наш разговор! Помните, когда мы вчера вечером переговаривались…

— Сегодня перед ужином потребуем от нее объяснений, — сказал Никколо.

— Да, нечего с ней церемониться!

— Может, лучше поговорить по-хорошему, — предложил было Джулио.

— Ну, раз такое дело — я в этом не участвую, сами разбирайтесь! — отрезал Энрико.

— И все-таки, что лучше — кнут или пряник… — размышлял вслух Джулио.

— Я всегда говорил … — начал было Энрико.

— Хватит! — перебил его Никколо. — Я сам решу. Вы должны стоять рядом и поддерживать меня.

Энрико кивнул головой в знак согласия и направился к выходу. Джулио беспокоила мысль о том, что придется открыто запретить невестке вмешиваться в их финансовые дела.

— И кто ее надоумил? Сама она вряд ли додумалась бы. Всегда была смиренна, как ягненок, никогда не задавала лишних вопросов, и вот тебе на!

— Бабские фантазии, готов поклясться — она ничего не знает!

— Будем надеяться.

В полдень Никколо отослал племянниц и служанку на кухню и позвал жену в гостиную.

— Ты сегодня весьма огорчила нас своими расспросами, — сказал он, затем обратился к братьям, чтобы те подтвердили его слова.

Модеста почувствовала себя совершенно безоружной. В глубине души она сознавала свою правоту, но предпочла бы умереть — лишь бы не стоять вот так перед ними. Ей и в голову не приходило, что муж может подвергнуть ее такому испытанию. Будь они одни, бедняга, пожалуй, кинулась бы перед ним на колени: ноги у нее подкашивались, казалось, она вот-вот упадет в обморок. Увидев, что Модеста стоит перед ними ошарашенная, напуганная, Джулио чуть было не бросился просить у нее прощения, Энрико уже готов был во всем сознаться — из трусости, Никколо же внутренне боготворил жену в эту минуту. Она думала, что братья возмущены, что они теперь презирают ее, но скажи она хоть слово — все трое, наверное, сквозь землю провалились бы.

Наконец Модеста робко прошептала:

— Не обращайте внимания, я говорила глупости…

— Вот именно! — перебил ее Энрико.

— В следующий раз будь благоразумнее, — добавил Никколо.

Джулио было так стыдно, что он не проронил ни слова.

Тогда она, радуясь, что ее простили, побежала на кухню сказать племянницам, чтобы подавали суп.

За обедом Модеста чувствовала себя счастливой, как никогда, она смеялась, пыталась развеселить других. Она как будто была пьяна, хотя выпила совсем немного. Никколо вторил ей, подтрунивал над Джулио, который был чересчур серьезен. Со стороны его смех мог показаться оскорбительным, но он словно предчувствовал, что скоро уже не сможет посмеяться от души. Никколо отдал бы десять лет жизни за возможность рассмеяться в лицо кассиру или директору банка. Смех его был глухой, но сочный, нетерпеливый, такой протяжный и ленивый, раскатистый и нахальный, что у присутствующих даже мурашки пробежали по телу. Глаза Никколо блестели, теперь он смеялся во весь голос, это раздражало Энрико, а Джулио все больше падал духом. На мгновение всем показалось, что даже тарелки смеются, звучно подпрыгивая на столе. Такая всеобщая радость была не к чему.