Над крышами струился дух жасминаИ сладкий шепот южных городов.В закатный миг обнявши, точно сына,Гевал притихший, в зелени садовСветило спешно промелькнуло. ВскореПрохлады ночь набросила чадруИ звезды по небесному ковруЗасеребрились, оживленно споря.В ту пору остывания землиВ домишке скромном на краю ГевалаСестра и брат, каких в миру немало,Смеясь, нехитрый ужин свой вели.Лепешки — две, изюму на двоих,Да чуть вина припасено у них —Роскошный пир!.. Бренчал струнамми братец,А девушка, пестря подолом платьиц,Кружилась под мелодию его —Смеющегося друга своего.То, руки поднимая, проплывала,По кругу шла — то на поклон вставала,А юноша все на сестру гляделДа в звуках систра вдохновенно пел.Лилась потоком музыка живая —Прозрачным, шумным, радостным… Как вдругЕе почти совсем перекрывая,Ударил в дверь нетерпеливый стук.В недоуменье тотчас смолкли оба:«Ты ждешь кого-то, милая сестра?» —«А ты мой брат?» — «Ничуть! Не помню, чтобыЯ звал гостей иль нынче, иль вчера!..»И снова стук. «Откроем же, сестрица?К чему гостей непрошенных страшиться?..»Засов глухой заскрежетал на миг…«Да кто же там?..» — «Не бойся! К нам старикЗашел под вечер нынче на пирушку!..Сестра, не мешкай! Доставай же кружку,Пусть выпьет с нами наш почтенный гость!..»В дверях, сутуло опершись на трость,И впрямь стоял паломник престарелый,К полуночи к ним заглянувший в дом.Светил он бородою поседелойИ улыбался сморщенным лицом.«Неловко, право, нынче стало мне,Представил лишь недавнее мгновенье:Ломился в дверь, маячил я в окне,Пугая вас, как жуткое виденье.Вы не держите на меня обиды!Я странник. Путник из чужих земель…Чудесные сады СемирамидыЕй-богу, видел! Теплую постельОни не раз в ночи мне заменяли…Купался я в разливах буйных рек,Теперь же путь веду в иные дали.Паломник я!.. Но добреду едва ли,Коль скоро старцу не найти ночлег.Да что постель? Коль впору нынче мне быДобыть хотелось лишь краюшку хлеба,Чтоб с голоду не помереть в путиУставшему, иссохшему от зноя…» —«Скорее, брат! Накрыла стол давно я,Пора б и вам уж к трапезе идти!..» —Раздался голос девушки призывный.И, приобняв за плечи старика,Веселый брат, неловкого пока,Его повел в свой дом — простой и дивный.И снова льется музыка рекой!И снова пир — хоть скромный, но веселый.Пусть не ломится стол от яств — какой,Какой же прок от сломленного стола?Лепешки две теперь уж на троих.Сестра, свою сломав до серединыНа два куска, тотчас один из нихПаломнику дала: «Я чту седины!..Держи — а мне довольно половины».Девице братец тотчас подал знак:«Да я и сам-то голоден не такУж сильно… Странник! Покорись веселью!Наш ужин беден — но отнюдь не плох.Был долгим путь, что дальше — знает Бог.Поможем нынче хлебом!» — «И постелью, —Сестра добавила, — ведь место в доме есть…Переночуй — а утром вновь в дорогу!»И встав из-за убогого стола,Она молитву звонко вознеслаВсесильному и истинному Богу.«Что ваш сегодня знаменует пир?Дорогою я слышал звуки песенИз этих окон… Праздник ваш чудесенПоистине. Но чем столь счастлив мир?» —Спросил старик, макая хлеб в вино.Хоть было небо южное черноЗа окнами, искриться темень сталаВнезапно синей глубиной опала.В ответ промолвил, улыбнувшись, брат:«О, милый странник! Этот день — великий.Не удивлюсь, коль и у Райских ВратМерцают счастьем ангельские ликиИ звездные на них играют блики, —Свободным нынче стал наш чудный град!..» —«Ах, слышал я о сонме ваших бед!..Повсюду все кому не лень судачат:Что якобы Гевал от горя плачет,Да не слезами — детской кровью!.. НетЕму спасенья… Разве помоглаЦаревны гибель — мученицы юной?..Ужели кара в пекло снизошла,Предсказанная судьбоносной руной,Что в небесах чертил Верховный Бог?Скажите, где могиле ЕлисавыБлагоговенно, а не для забавыЯ поклониться б со слезами смог?»Сестра дала паломнику ответ:«Почтенный друг! Ведь нет богов верховных!..Есть Бог — един. А прочих, суесловных,Не знает наш обетованный свет…То истина! А что до Елисавы —К чему к ее гробнице припадать,Коль будет на рассвете собиратьВ саду своем дворцовом нынче травы?..Уж дома дева. Хоть и впрямь близкаБыла к ней гибель. Пасть уже раскрыла!..» —«Ужель спаслась?..» — «Спасла святая Сила!..На скакуне взрезая облака,Прекрасный воин, молнии быстрей,Пред чудищем в мгновенье очутился!..Отпрянул Змей. Уж было возвратилсяВ свою пещеру — вход зарос у нейВнезапно глыбой! Обезумел зверь,Ломиться начал в каменную дверь —Не тут-то было. Не сломить ее!А воин статный, вознеся копье,Прочел во всеуслышанье молитвуИ прекратил, не начиная, битву:Трусливый Гад, узрев геройский лик,Был паникой охвачен несносимойИ сдался в полон, ужасом гонимый,Позорно, не задумавшись на миг!..»Старик внезапно вдаль взглянул спокойноИ медленно промолвил: «Молодец!И впрямь наш воин поступил достойно… —Затем, ответным улыбаясь взглядам,Добавил громко: — Не были ль вы рядом?Кто он, надевший мужества венец?..»Ответил брат: «Позор на город ляжет,Но имени тебе никто не скажет!..Исчез, едва узрел его народ,Царевну лишь, спасенную от смерти, —Хотите — верьте, коли нет — не верьте —Он проводил до городских ворот.Да демона привел на поводу —Опутанного лентой Елисавы.Тот шел покорно, будто бы в родуЕго имелись псы. И точно, правыКто говорит: зло с трусостью — от корня,Детей-то жрал, а с воином — покорный…Костер уж тлеет к западу, вдали —Там тело Змия лютого сожгли».Тут дева брату молвила в ответ:«Сказал ты правду, злых противник оргий!Ты, как и я, победою согрет!Тем, что жрецовой власти боле нет,Что наша вера вырвалась на свет!Так знай же ты! Теперь уж не секрет,Что город спас Святой! Святой Георгий!..»
