Читать «Отпечатки затертых литер» онлайн - страница 29

Коль гниль внутри — не думай о покрове: Наружная неистинна краса… Свершился грех; нахмурив тучи — брови, Сурово почернели небеса. Гевал в туман мгновенно погрузился: Как зверь, его пожрал вселенский мрак. На грешный зов из адских недр явился Чудовищный в своей природе враг — Сил дьявольских живое воплощенье, Из тьмы возник, творя собою тьму. И оказать, крепясь, сопротивленье Не в силах город царственный ему. Сбирались люди в капищах старинных, Ветшалых храмов будоража свод… Но перед злом, карающим повинных, Бессилен и Селевий, и народ. Минуло семь ночей адовой смуты, Семь долгих дней — одна сплошная ночь! …В объятьях нынче сгинуть твари лютой Должна царёва молодая дочь. Селевию во сне его премудром Явилось искупление Вины: Прощенья ради, семьи все должны Пожертвовать иль сыном златокудрым, Иль дочерью прекрасной юных лет — Коль появилась первая на свет. От горя застонали горожане — Но что же делать?.. Покорился люд. И вот в оплату «за греховной» дани Детей невинных к озеру ведут, Избранному жилищем Зла укромным. Спасет ли кровь из черной западни?.. Нет! Тщетно, тщетно гибли все они Во чреве — ненасытном, неуемном… Ведь, смертью юной лакомясь, теперь Крепчал и рос непобедимый зверь. По городу заколыхались думы: Как одолеть прожорливую тварь? В своих покоях, пепельно угрюмый, Идеей яркой озарился Царь. «Что люд простой? То жертва небольшая… Видать, и впрямь разгневался Баал! — Он мыслил, приближенных созывая. — А если так — чтоб мной доволен стал, Пусть жертвой будет дочь моя родная!.. Для Бога пасть — вот золотая слава! Ее моя достойна Елисава. В отцовском сердце будет мука тлеть — Но я готов ее преодолеть…» Был царь и мудр, и стар, и уважали Его в народе уж не двадцать лет, А оттого и рьяно поддержали Сановники опять порочный бред. Красавицу в виссоны нарядили, Чело платком торжественным покрыли, И, пожалев печального отца, Из каменного вывели дворца. Процессия под звуки стройных лир По улицам прошествовала людным… В пустом лице умом греховно скудным Искрился золотой божок-кумир У главных врат отверстых городских; Пред ним прогнулись с уваженьем люди — Царевны юной яростные судьи И мучеников прочих молодых. И лишь не поклонилась Елисава: Не изменяя пламенного нрава, Стояла твердо в городской пыли. А пред глазами простирались горы, Родной страны цветущие просторы И озеро, мерцавшее вдали. Но вот сакральный завершен обряд. Жрецы умолкли — люд с колен поднялся, И вскоре город за спиной остался Со всей красой старинных колоннад. Паломники же к озеру держали Недальний путь: надеялись всерьез!.. Но очи девы не цвели от слез — Льдяные пальцы только трепетали. Дорогою, недоброй искони, По камням ноги ранили они. В пути встречалась нищенка, бывало, Больной слепец, голодный как шакал, — К обочине их Жрец брезгливо гнал, Царевна же — спокойно подавала Валившимся от истощенья с ног То изумруд, то витый перстенек — И вновь идти смиренно продолжала. Жара свое, гудя, впивала жало В тела бредущих — мучила, дрожа. И дева лишь по-прежнему свежа. Но вот и он — финал дороги знойной — Сверкнул озерной гладью меж дерев. Свой трудный путь толпой уже не стройной Окончили, внезапно замерев, Паломники греховного Гевала: Откуда-то из недр прибрежных скал, Снискав ответ валунного обвала, Утробный гулкий рев загрохотал. И с карканьем напуганные птицы Галдящей и нетвердой вереницей Поднялись в синь, напуганные им. И вырвался вослед клубящий дым Из тьмы скалы единственной глазницы. «Благую нынче ты, царева Дочь, Снискала милость. Истинную славу: От чудища избавишь, Елисава, Родной Гевал в грядущую ты ночь! Пройдут года — но будет помнить мир Твой светлый подвиг; Град тебя восславит: И гордый Царь, что справедливо правит, И люд простой — священным пеньем лир!.. Мужайся, Дева! Прочь тоску гони, — Ведь то не гибель — верный шаг к бессмертью! Взывай к богов святому милосердью И погибай спокойно, как они!» — Промолвил Жрец с фальшивою заботой. Так пафосно, что сразу видно — врал. И, пыльною сверкая позолотой, Царевну вдруг порывисто обнял И отошел. Та очи опустила И, примирившись, руки подала Прислужникам. Те скрипнули насилу Громадными цепями и дела Стальными завершили кандалами. Закатное уж заплескалось пламя, Скалистый заливая пейзаж… «Прощай, Царевна! Благодетель наш…» — Печально деве говорили люди И, подходя поочередно к ней, Касались скорбно золота перстней Губами. Кто-то — дьявольских орудий, Сковавших прочно с юностью цветка Твердыню камня. «До свиданья, друг…» И их воздетых в миг прощанья рук Ее касалась ласково рука…