Читать «Повесть о красном Дундиче» онлайн - страница 5

— Некоторые думают, что новое бесклассовое общество, во имя которого и свершилась великая революция, будет построено не сегодня завтра. Нет, дорогие товарищи! На это, потребуются годы и годы. И чтобы мы пришли к своей конечной цели, нам в начале пути нужно быть очень молодыми.

Услышав эту фразу, Дундич подумал, что Юрий Михайлович просто очень осторожный человек. Как это, не сегодня и не завтра, если пролетарии всего мира поддерживают русскую революцию, помогают ей чем могут, вплоть до вступления в интербригады? Так думал Иван тогда, но вот прошли месяцы, а красные войска не только не разгромили всю контру, но терпит одно поражение за другим, оставляют врагу город за городом, волость за волостью, уезд за уездом. И редко кто из комиссаров сегодня зовет их к победе мировой революции, чаще говорят о спасении русской… Так что, может, и прав был юный главком, отодвигая сроки строительства коммунизма. Он тоже говорил о свободе и самостоятельности Украины.

— По осуществление вековой мечты моей многострадальной Малороссии, — воскликнул Коцюбинский, — я вижу лишь в победе великой русской революции, в неделимом военном, политическом и экономическом союзе с рабочим классом и крестьянством России!

И Дундич жил лозунгами большевиков, которые под кумачом знамен звучали по-особому, емко и гордо: мир — хижинам, война — дворцам, земля — крестьянам, фабрики — рабочим, свобода и равенство — всем угнетенным!

Еще в гимназии, начитавшись приключенческих романов, видел он себя то среди отважных мушкетеров, то раскрывающим вместе с благородным Шерлоком преступление века, то рыцарем, спасающим прекрасную Марго. Позже его покорил образ Спартака. А фракийца сменил великий итальянец Гарибальди, сумевший поднять народ на борьбу за свободу своей родины. Отправляясь в ночное, он не раз воображал себя предводителем неисчислимой рати. Его армия неудержимо шла от перевала к перевалу, а трусливые янычары разбегались, как бараны, заметившие орла.

Отец никогда не смеялся над фантазиями сына. Он всегда поддерживал в нем порывы высокой любви к многострадальной Сербии. Сам он не был мечтателем — наверное, потому, что многие годы провел в боях и походах, отвечал не только за исход сражений, но и за жизнь десятков, а потом и сотен солдат и офицеров. В награду за воинские доблести отец получил именное золотое оружие. Не каждому полковнику сараевский двор преподносил такой почетный дар.

А когда сын видел себя предводителем повстанческих войск, он непременно бывал в мундире отца, при его орденах и медалях, а конь его был покрыт не суконной попоной, а ковром: отец любил ковры.

Еще запомнил он, среди ярких орнаментов восточных ковров и блеска оружия, лицо своей матери. Доброе, кроткое, с глубокой скорбью и всепрощением в больших темных глазах, оно было похоже на лик иконной божьей матери. Икона эта, в громоздком серебряном окладе, украшала передний угол горницы. Днем икона освещалась окном, которое выглядывало в сад.

Сад рос вместе с Иваном. И была там его вишня. Он посадил ее в тот год, когда впервые прошел по улице родной деревни с неуклюжим кожаным ранцем за плечами. Провожая, мать широко перекрестила его, сказав такие слова, от которых защемило в груди.