Читать «Сорок уроков русского» онлайн - страница 99

Если бы марксисты догадывались о столь тонких нюансах русской истории, они бы непременно назвали этот период первым толчком к классовому разделению общества. У материалистов все просто...

Вот куда нас завело исследование такого привычного слова «любовь» и его основного слогокорня ЛЮ. Искра взожгла пламень предания, сохраненного в Даре Речи. И можно было бы на этом закончить урок, но эго еще не все, что таит в себе на вид простенькое звукосочетание, слышимое нами с младенчества и неизменно перешедшее во многие языки. Великий поэт Николай Рубцов, сердцем чуявший слово, написал строчку: «Пустынно мерцает померкшая звездная люстра...». Первоначально люстрой называлось звездное небо: ЛЮ — сияние, СТРА — звезда...

Итак, слово люд (люди) — сияющие, имеющие отраженный божественный свет, потому и не дети, а внуки даждьбожш. Однако язык сохранил часто употребляемый нами и совершенно определенный антоним — нелюдь. Не ведая коренной сути слова, мы не совсем верно, точнее не так глубоко понимаем, что же это такое — люди. Чаще принимаем его за общее, несколько расплывчатое, даже аморфное название «человеков»: спроси первых встречных, так еще долго будут жать плечами, головы ломать: дескать, люди — они и есть люди. Однако же при этом мы точно представляем себе, что такое нелюдъ. Мало того, порой безошибочно угадываем принадлежащего к этой категории человека не только среди знакомых, но и, глянув мельком, среди прохожих.

Слово «люди» звучит даже как-то безлико, но его антоним вызывает если не бурю, то столп чувств и ощущений, срабатывает некий интуитивный механизм отторжения, опасности, неприятия и страха. Иногда мы даже не в состоянии объяснить, отчего в нас происходит все это при появлении конкретного человека Скорее всего, Фрейд и Юнг со своими трудами тут ни при чем; в нас словно заложены некий сторожок, тревожная кнопка, срабатывающие при соприкосновении с потенциальной нелюдью. Мы стараемся подавить эмоции, растащить ситуацию посредством разума, скоро забываем о прошедшем сигнале и вспоминаем о нем, лишь когда подтверждается факт. Разве мы не вздрагивали, когда видели в метро, на улице человека, мягко скажем, с уголовной рожей? А иногда без оной, однако же вызывающей острое чувство опасности? Потом этот эмоциональный всплеск стирается, затушевывается, вызвавший тревогу гражданин может оказаться весьма симпатичным, но первое, самое верное ощущение все равно останется в вашем мозгу. Кстати, добрых людей мы чувствуем почти так же, с той лишь разницей, что не можем объяснить себе, по каким конкретно признакам он вызывает наше доверие. Скорее всего, наш глаз, как тончайший инструмент, и до сей поры настроен на восприятие отраженного божественного сияния ЛЮ, и определение, кто же перед нами, людь или нелюдь, происходит по тому же принципу, как любо — не любо.